— Надо в деревню идти. — Пехотинец пересел чуть поближе к костру. — Нешто люди добрые не помогут? Мы же свои, советские. Что скажешь, старшой?
— Погодим до завтра. — Старший сержант задумчиво глядел на огонь. — Что-то немчура взбаламутилась. Как бы не нарваться. Сегодня здесь переждем, а завтра с утра тронемся в путь и по пути зайдем в какую-нибудь деревню.
— Прикрывай, — шепнул я Домнину, отдавая ему немецкий автомат и свой верный «Скорпион», а затем с последними словами пограничника сделал шаг к костру.
— Ага, так вас там и заждались.
Картина маслом. «Не ждали» называется. Одна из женщин, та, что помоложе, аж подпрыгнула со словами «ой, мамочки», а вторая зажала руками рот, с ужасом глядя на меня. Ну да, вид у меня еще тот. Если бы себя внезапно где-то увидел, то непроизвольное опорожнение кишечника было бы гарантировано, особенно ночью и в темном переулке.
К чести погранцов, среагировали они моментально. Только что сидели у костра — и уже раскатились в разные стороны, взяв на прицел автоматических винтовок АВС-36 свои сектора. А вот артиллерист с пехтурой так и остались сидеть как истуканы, удивленно хлопая глазами.
— Погреться не пустите? А то так есть хочется, что аж переночевать негде, — попытался я немного разрядить обстановку, стараясь не смотреть в направленный прямо мне в лоб ствол.
— Кто такой? — глазами высматривая у меня за спиной возможную опасность, спросил старшой.
— Да так, прохожий. — Я медленно развел руки в стороны, показывая, что оружия у меня нет. — Иду вот мимо, смотрю, люди добрые сидят у костерка да кашеварят. Дай, думаю, подойду, согреюсь. А там, может, меня и угостят чем.
— Ты мне зубы-то не заговаривай, — прошипел погранец, — говори, кто такой! Документы есть?
— Конечно, есть. — Я улыбнулся как можно более открыто. — Ты только пушку свою опусти и вон туда посмотри… — Я кивнул чуть в сторону, где из-за кустов выглядывал ствол очень даже солидного калибра. Пограничник скосил глаза в ту сторону и нервно сглотнул, однако винтовку не опустил.
— Молодец, товарищ старший сержант, — я поощрительно улыбнулся, — а теперь подумай, что было бы, если бы это были немцы.
Казалось, что из пограничника выпустили воздух. Он выдохнул и опустил оружие.
— Кажись, свои.
— Когда кажется, креститься надо. Гризли, иди сюда. Нам здесь рады.
Еще в пути мы договорились с Домниным, что обращаться друг к другу будем по позывным. Так он стал Гризли, ну а я, ожидаемо, Шершнем.
Из кустов вышел Домнин, в одной руке держа свою винтовку, а в другой, чуть на отлете, неся за ремень кого-то, беспомощно болтающего свисающими руками и ногами.
— Ваш?
Он, казалось, вообще не чувствуя веса своей поклажи, довольно бережно положил молоденького паренька в красноармейской форме поближе к костру. Женщины тут же бросились к нему, опасливо поглядывая на бывшего ротмистра. И все это молча.
— Он жив? — Старший из пограничников недобро прищурился.
— Да жив он, жив. Я его так, легонько придавил. Уж больно, стервец, спрятался хорошо. Чуть было меня не подловил. Толковый малый. — Гризли как-то по-доброму улыбнулся, чего с ним не случалось со дня гибели дочери.
У костра познакомились со всеми. Старшим, закономерно, оказался старший сержант пограничник Николай Земляной. С ним — двое бойцов с той же заставы, рядовые Петр Ухтомский и Василий Черных. Накануне войны, 21 июня, их отправили сопроводить перебежчика с той стороны границы в комендатуру. Решили заночевать в комендатуре, а поутру отправиться на заставу. Там их и настигла война. Участвовали в боях, попали в окружение. При попытке прорыва отбились от основной группы, что их и спасло. Остальным немцы дали выйти в чистое поле и там раскатали танками.
Именно в тот момент к ним и прибился молоденький, только что призванный боец Иван Воронов, тот самый, который так удачно замаскировался в дозоре, что его едва не упустил такой знаток леса, как Домнин. Позднее в лесу встретили сержанта-артиллериста Павла Самойлова и двух женщин-медиков из разбомбленной немцами районной больницы, хирурга Наталью Вейдель, женщину лет сорока или даже чуть больше, и ее помощницу, молоденькую операционную сестру Светлану Суханову. Ну и последний боец этого маленького отряда — рядовой Алексей Волков, второй номер пулеметного расчета. Во время боя рядом разорвалась авиабомба, и их с первым номером засыпало в ячейке. Жив остался лишь он один. Когда пришел в себя и откопался, то вокруг уже смеркалось и где-то рядом слышалась немецкая речь. Ползком смог добраться до леса, по пути подобрав чью-то винтовку, и вскоре примкнул к таким же бедолагам, как он сам.
— Ну а это, — я кивнул на Домнина, деловито резавшего добытое из своего вещмешка соленое сало на толстые ломти, — Гризли, в миру Вячеслав. Меня зовут Михаил, позывной Шершень.
Земляной как-то уж больно пристально посмотрел на меня, чуть заметно кивнув каким-то своим мыслям. Немного позднее он подсел ко мне и чуть слышно спросил:
— Вы ведь из ОСНАЗА[68]
? Я ваших видел перед войной. Они точно в таком же снаряжении были, — он кивнул на наши маскхалаты, — мы их из-за «ленточки» встречали.