Инженер страны Советов

— Это он чего? — с удивлением спросил Земляной, кивнув в сторону кричавшего.

— Да кто его знает, — пожал я плечами, — больной какой-то. Видать, контуженый.

В этот момент на сцене появились новые действующие лица: из-за бугра, обходя который дорога делала небольшой поворот, вывернулся немецкий, хорошо знакомый мне по описанию и добытым разведкой документам и фото колесный бронеавтомобиль Sd. Kfz. 222 в сопровождении двух мотоциклов с колясками с установленными в них пулеметами и одного мотоцикла-одиночки.

Лысый, увидев неожиданных союзников, буром попер на меня, попытавшись схватиться за автомат. Короткий удар носком сапога между ног заставил его скрючиться на дороге в позе эмбриона.

И тут произошло то, от чего я просто выпал в осадок: со стороны взгорка раздалось «тудух, тудух, тудух» и после небольшой паузы — еще раз «тудух». На лобовой броне броневичка и на башенке появились хорошо видимые высверки от попаданий 14-миллиметровых бронебойно-зажигательных пуль.

Броневик вильнул на дороге и съехал в кювет. Одновременно с этим стоящий рядом Ваня Воронов вскинул винтовку и буквально в пулеметном темпе, навскидку, произвел пять выстрелов. ПЯТЬ! ВЫСТРЕЛОВ! НАВСКИДКУ! И ТРЕХЛИНЕЙКИ! При этом, само собой, успевая каждый раз передернуть затвор. Но самое удивительное не это. Самое удивительное, что все пять выстрелов не пропали даром. Немецкие мотоциклисты, наверное, даже понять ничего не успели, как отправились в страну вечной охоты. Ваня же как-то плавно, словно танцуя, переместился к ближнему, лежащему на обочине убитому конвоиру и выпустил свою винтовку из рук, одновременно ногой подкидывая в воздух немецкий карабин. И все это одним слитным движением. Мгновение — и карабин словно прирос к его плечу, а глаза высматривали через прицел малейшее движение.

Сказать, что я обалдел от увиденного, это ничего не сказать. Такое я только в кино в голливудских боевиках видел. Расстрел немецкого мотопатруля занял считанные секунды. Тот же Земляной даже понять ничего не успел, а я, сделав морду кирпичом, как будто подобное вижу по нескольку раз на дню, обратился ко все еще стоящим в подобии строя пленным.

— Так какого хрена вы тут стоите, вместо того чтобы бить врага? И почему вы не придушили эту мразь? — Я слегка пнул ногой лежащего и чуть заметно сучащего ногами комиссара.

Из строя, заметно прихрамывая, вышел командир в порванной и местами прожженной гимнастерке и с одной-единственной сохранившейся петлицей, в которой алели два лейтенантских кубика.

— А мы и били, пока этот, — он кивнул на лежащего, — не приказал нам сложить оружие. А что нам оставалось делать, если кругом одни немцы, а у нас ни патронов, ни снарядов, ничего? Два раза пытались в штыковую идти, чтобы вырваться из окружения, и только людей потеряли зря. А он нам сказал, что так хоть живыми останемся.

— А у врага оружием разжиться не судьба была? — Я смотрел в глаза лейтенанта.

— Он, — снова кивок на лежащего, — когда комдива убили и никого из командования не осталось, нам категорически запретил брать в руки немецкое оружие. Чтобы не было восхваления вражеского оружия. Даже приказал расстрелять одного бойца, который подобрал немецкий автомат и воевал с ним.

Я аж сплюнул, больше от злости. Ведь было же подобное и в моей истории, когда бойцам отдельные командиры и политработники категорически запрещали использовать трофейное оружие.

— Ладно, ясно с вами все. Ты только скажи, — обратился я к лейтенанту, — почему ты в таком подранном виде, а он целехонький и лощеный весь, да еще и со споротыми петлицами?

— Так я со своими бойцами в атаки ходил, а он из штабной землянки не вылезал. И петлицы он свои срезал и выбросил. Я сам это видел. И руки первый поднял, с немцами о чем-то договаривался. Они его потом назначили старшим колонны, чтобы следил за порядком.

— Вот сука! — раздалось сзади. Это Земляной не сдержался. — И что с ним делать будем?

— Что делать? — пожал я плечами. — Да ничего особенного. За нас давно все уже продумали и придумали. Расстреляем урода, и все.

Видимо, не настолько сильно я ударил лысого. Он вдруг вскочил и завопил.

— Вы не имеете права! Я полковой комиссар и выше вас по званию! Любое взыскание мне может объявить лишь старший по званию!

— А вот хрена ты угадал, что у тебя самое высокое звание! — Я с омерзением плюнул под ноги и повысил голос: — Именем советской власти! За отдачу преступных приказов на прекращение сопротивление и добровольную сдачу в плен, за сотрудничество с врагом бывший полковой комиссар… — Я сделал вид что забыл его фамилию. — Как тебя там? Хотя это не важно. Приговаривается к высшей мере социальной защиты, расстрелу! Приговор окончательный, обжалованию не подлежит и будет приведен в исполнение немедленно.

— Ааааа!!!

Бывший комиссар с воплем было бросился ко мне, но короткая автоматная очередь опрокинула его назад. Он дернул пару раз ногами и затих, а я, уже по традиции, произвел контроль в голову. Колонна стояла не шелохнувшись, в гробовом молчании.