Инженю, или В тихом омуте

— Марина, ну о чем ты? — Он развел руками, глядя на нее весело, но ей показалось, что на самом деле ему не до веселья. Потому что он не ждал такого вопроса. Потому что, когда они обсуждали эту историю в предыдущие разы, она вообще не задавала вопросов, она только слушала. Как всегда принимая его слова за непреложную истину. Которую теперь ставила под сомнение. — Да даже если учесть, что ты имеешь дело с так называемыми беспределыциками, — ты думаешь, они будут на каждом углу кричать, что они его убили? Да, они не слишком умны — но не настолько. Возможно, милиция будет думать на них — может быть, даже будет догадываться, что именно ты им его показала. Ну и что? В крайнем случае ты можешь сказать, что к тебе приехали люди, представились сотрудниками ОМОНа, или РУБОПа, или даже ФСБ, продемонстрировали какие-то удостоверения, показали тебе фотографию того самого человека, но издалека, а ты им сказала, что он похож на виденного тобой, но стопроцентной гарантии ты, разумеется, дать не можешь…

Он развел руками, словно демонстрируя, как легко отгоняется прочь все то, что кажется ей серьезными проблемами. Глядя на нее как бы насмешливо — как бы спрашивая, стоит ли беспокоиться без повода и придавать значение всякой ерунде. Но не замечая, как холодеют пытающиеся улыбаться глаза.

— Но до этого, конечно, не дойдет — можешь мне поверить. Если, конечно, ты вообще мне веришь…

— О, конечно! — воскликнула поспешно и, наверное, немного фальшиво, слишком торопясь его успокоить, совсем не желая терять единственного советчика и союзника. — Просто… Все так неприятно — вот я и подумала, что, даже если узнаю того человека, для меня на этом ничего не кончится, что я никогда не выпутаюсь из всего этого…

— Ты слишком перенервничала. — В голосе была забота, но взгляд оставался холодным. — Мне жаль, что я не могу тебя успокоить. Я стараюсь, но не могу, потому что ты, кажется, мне не веришь…

— О, совсем наоборот — просто я такая дура. — Она покаянно склонила голову. — Я правда понервничала. И еще на меня так зла милиция — этот их начальник, противный такой. А эти бандиты — просто ужас. И я даже подумала…

Она откинулась на спинку стула, поднимая бокал с вином, любуясь густой красной жидкостью. Она не смотрела на Виктора, но чувствовала, что он напрягся. Что он ждет какой-то очень неприятной для него фразы — может быть, о том, что она и вправду начала в нем сомневаться. Но она собиралась сказать нечто другое — надеясь, что, услышав куда более безобидный монолог, чем тот, которого он ждет, он согласится с тем, что она скажет.

— …Я даже подумала — может, мне уехать? Просто взять и уехать — на Кипр какой-нибудь, на два-три месяца? И пусть ищут, пусть думают что хотят — за это время точно забудут. А я могу там задержаться и на подольше. Конечно, одинокой девушке можно рассчитывать только на себя саму — но я кое-что отложила, на полгода скромной жизни на Кипре мне, наверное, хватит. Мне ведь так мало надо — немного вина, немного маслин, сыр, хлеб, комнатка в дешевой гостинице. А в крайнем случае — в крайнем случае мне придется подыскать себе богатого любовника. Восточным мужчинам нравятся белые женщины, правда? Как вы считаете — могу я прийтись по вкусу какому-нибудь местному миллионеру?

— Не сомневаюсь. — Ей показалось, что он перевел дыхание, не услышав того, чего боялся. — Но может быть, ты подождешь меня? Я планировал, что мы уедем в конце июня — то есть примерно через две недели. А раньше у меня уже не получится. И знаешь — не стоит рассчитывать, что если ты уедешь прямо сейчас, то все решится само собой и без тебя. Боюсь, что так будет хуже. Я ни в коем случае не хочу тебя пугать — но раз ты со мной советуешься, то скажу, что ты должна дождаться развязки. А уж тогда…

Она не сомневалась, что его не обрадует эта ее идея. Но попробовать стоило. А сейчас надо было перевести разговор на другое — тем более что, судя по всему, он уже собирался уходить. Он не показывал этого никак — она это просто чувствовала.

— О, я так вам благодарна за то, что вы со мной встретились и меня успокоили! — Она снова кокетничала, вернувшись в свою роль, чувствуя себя в ней куда комфортнее, чем в непривычном образе нервной, язвительной, конфликтной и слишком умничающей девицы. — Все против меня, все мне угрожают — и эти бандиты, и милиция. А я одна. И если бы не вы… Мне так неудобно — ведь вы мне ничем не обязаны… Но скажите — ведь вы попросите в обмен на ваше участие что-то такое, о чем порядочной девушке стыдно говорить вслух?

— Может, и попрошу — прямо через две недели и попрошу. — Он посмотрел на часы, выкладывая на стол пятисоттысячную купюру. — И сейчас кое-что попрошу — пожалуйста, не пугай сама себя. И лучше думай об отпуске и определись наконец со страной — договорились? И еще одна просьба — не звони мне, я тебе сам буду звонить. В крайнем случае звони не из дома. Я могу рассчитывать, что ты выполнишь мою просьбу?