Инженю, или В тихом омуте

— Так вы хотели сказать?.. — повторила настойчиво, желая, чтобы он высказал все до конца, чтобы она знала, какие варианты могут ее ждать, чтобы посоветоваться потом, чтобы ей подсказали выход. Глядя в обращенную к ней хамелеонью спину, никак не желающую к ней поворачиваться. Выразительную спину — злобную, кипящую, пытающуюся успокоиться.

— Просим в интересах следствия воздержаться от всяких интервью. — Хамелеон, повернувшийся к ней наконец, был сух и официален, как в начале беседы, и цвет его стал обратно нормальным. — И только. Это в ваших интересах и в наших. Не найдем точек соприкосновения — и вам и нам будет плохо. Сами понимаете — будете давать интервью всякие, тот второй вас начнет искать. Вот и получится, что не уберегли мы свидетеля, потому что он сам на рожон лез. И искать некого, коль скоро свидетель не смог того второго описать. А нам бы этого не хотелось, Марина Евгеньевна, — девушка вы молодая, красивая…

Он посмотрел на нее, кажется, пытаясь понять, какой эффект произвели его как бы примирительные, но все еще содержащие угрозу слова. А потом оглянулся на затихшего, чуть раскрывшего рот Мыльникова.

— Вот так, Марина Евгеньевна. А цитировать мои слова прессе я вам не советую — беседа при свидетеле велась, при цельном лейтенанте милиции, так что за искажение моих слов к ответственности вас привлечем. Вот и весь наш разговор. Суть поняли — не слишком сложно для вас?

Она покивала молча, в мгновение секунды выбирая инстинктом, что показать на лице, — и рисуя там растерянность и подавленность.

. — Ну ладно — дела у нас, Марина Евгеньевна. И как бы ни приятно нам было ваше общество, задерживать вас более не можем. — Высказав все, что хотел, хамелеон стал прямо-таки галантен и игрив. — Так что скажете на прощание? К какому выводу пришли?

— О, вы были так убедительны… — Она улыбнулась натянуто. — Мужчины умеют убеждать — я всегда это знала. И… и разве может быть какой-нибудь другой вывод?

— Нет — совсем нет. — Хамелеон подмигнул ей неожиданно, поддержал под локоть, провожая до дверей кабинета. — Никаких обид, никаких претензий?

Здесь в дверях он впервые посмотрел на нее как на женщину — скользнув взглядом сверху вниз, задержавшись на полуприкрытой топиком груди, голом животе, обтягивающих шортах. А потом глаза медленно поползли обратно, остановившись на ее лице.

— Спасибо за совет. — Она улыбнулась ему уже чуть раскованнее, чуть смелее. — Я вам очень признательна. Правда. И если честно, жалею, что вообще что-то увидела.

— Тут уж ничего не поделаешь. — Хамелеон посерьезнел. — Кстати, если и вправду окажется, что был там кто-то еще, если обнаружится что-то — так мы вас вызовем, помощи попросим и спасибо скажем. Хотите, я вам хоть сейчас могу спасибо сказать — за то, что вняли моим словам. А сейчас прощайте, Марина Евгеньевна, — и как ни жаль это говорить, надеюсь, что мы больше не встретимся…

Он снова пробежал по ней взглядом, веселея.

— …по крайней мере в официальной обстановке…

— Мне тоже жаль. — Она думала погрозить ему пальцем, но тогда получилось бы, что она слишком быстро отошла от того испуга, который изображала. — Поверьте, мне тоже очень жаль…

Она знала, что он смотрит ей вслед, пока она спускается по лестнице, — потому что шорты и то, что было под ними, ощущали горячий взгляд. И это было даже приятно — то, что после такой беседы он все же хотел оказаться с ней в постели.

Это было, наверное, единственное, что в это воскресное утро она могла назвать приятным…

8

— Ну здравствуй, что ли, Марина Польских…

Голос был вежливый, но она чувствовала, что скрывается под этой вежливостью. Грубость, сила, злобность — вот что. И еще он был резкий и неприятный, несмотря на спокойность сказанного. И еще он был незнакомый.

Она сняла эту квартиру всего месяц назад — и сейчас судорожно пыталась вспомнить, кому она давала телефон сюда.

— Посмотрел я тут по телевизору на тебя, — продолжил голос, не давая ей задуматься надолго. — Ничего смотришься — да даже классно. И в газете классное фото. Даже жалко стало — красивая девчонка, а себя не бережешь. Ты что, родилась вчера — ну кто ж в милицию свидетелем идет, да еще и в телевизоре светится и в газете с такими заявлениями? Ты последствия-то прикинь — а они стремноваты, последствия-то…

— Извините… — Он так странно говорил, так непонятно — то ли делясь впечатлением просто, то ли советуя, то ли угрожая, то ли предупреждая, — что она решила, что это все-таки кто-то знакомый, просто не узнанный. — Извините, с кем я…

— Да не важно, с кем! — Голос хохотнул. — Важно, что я знаю, с кем, — а тебе и не надо. Я тут телефончик твой узнал и адресок, думал в гости наведаться. А потом думаю — дай позвоню сначала. Позвоню, поговорю. Ну а не поймем друг друга по телефону, тогда и в гости зайти можно будет. Личное общение — оно доходчивей как-то. Согласна?..

— Вот так он сказал — примерно так. — Она посмотрела на сидящего напротив Мыльникова, насупленного и озабоченного. — Я все думала, кто это — понимаете? Так рано было, он меня разбудил, я все не могла понять. А потом…