— Да пойди найди! — оборвал второй, с упреком глядя на высокого. — Никто ж не видел даже, как машина горела, — значит, часа в три-четыре ночи все и случилось, когда все спят глухо. Подошел, стекло разбил, кинул чего-то внутрь — и привет. Ни свидетелей, ни отпечатков — кого искать-то?
— Так кого подозреваете? — продолжал заигрывать высокий, словно не слыша своего напарника. — Или сразу пол-Москвы арестовывать придется?
Вот тогда она им и рассказала все — насчет той истории. Так неуверенно рассказала — сразу заявив, что не думает, что это имеет какое-то отношение к тому, что случилось с ее машиной. Но эти, выслушав, тут же позвонили Мыльникову — от нее и позвонили, все равно его номер у нее дома был. И не торопились уходить — так что пришлось им сделать кофе и вяло улыбаться в ответ на заигрывания высокого, вызвавшегося стать ее личным телохранителем.
— Боюсь, что ваша охрана дорого мне обойдется, — заметила наконец, оторвавшись от мыслей о случившемся. — Моему телу в смысле…
Второй загоготал, а высокий поперхнулся — он не ожидал от нее, кажется, таких двусмысленных слов. И начал объяснять что-то сбивчиво — оправдываясь, как ребенок, и одновременно пошла под непрекращающийся гогот напарника, — и тут появился Мыльников.
Он показался ей взволнованным, когда она открыла ему дверь, он, кажется, хотел сказать что-то — но тут услышал доносившийся из комнаты гогот и сразу стал суров и деловит. Он, видимо, был главнее этих — потому что они поскучнели сразу при его появлении. Особенно когда он спросил сухо насчет повода для веселья. При своем начальнике и с ней наедине он был совсем другой, а тут жутко важный стал и строгий — и смотрел на этих очень неприветливо, словно ревновал ее к ним. И буквально тут же увел их к «восьмерке» — и вернулся только минут через сорок, а может, и через час, потому что она успела старый маникюр стереть и сделать новый, и любовалась ярко-черным лаком, так сочетавшимся с золотом колец на пальцах, когда он позвонил в дверь.
И вот уже полчаса он сидел у нее. Он очень неловко себя здесь чувствовал — особенно когда она сказала ему, что сама смущена. Потому что он может по этой квартире сделать вывод, что она жуткая лентяйка и неряха, а на самом деле это не ее квартира, она в ней недавно и вряд ли надолго, особенно в свете случившегося. Но с другой стороны, одинокая молодая девушка и не должна быть ужасно аккуратной — для чистоты и порядка существуют жены, а у таких, как она, должна быть совсем другая атмосфера. Чтобы мужчина сразу почувствовал, что находится не дома.
— Не обращайте на меня внимания, Андрей. — Она усмехнулась невесело, резко меняя тон. — Просто я так рада вас видеть — вот и… То, что было, — это так ужасно, я так растерялась, я так вас ждала…
Он приободрился — расправив плечи, сразу став значительнее.
— Да я сразу — только позвонили, и сразу. Просто машины не было — своим ходом пришлось. — Он немного погрустнел, словно сам факт того, что он добирался своим ходом, немного принижал его достоинство и он уже пожалел, что сказал об этом. — Вы сами как? Испугались?
— О, конечно, мне было страшно. — Она смотрела ему в глаза. — Но теперь, когда вы здесь, — уже нет…
Он сидел на диване, а она напротив, на полу, на специально купленной для этой квартиры маленькой подушке — ей вообще нравилось сидеть на полу, и в любом случае это было лучше, чем восседать на чужом, некрасивом, продавленном диване или на жестком кресле, куске дерева, обитом тонким слоем дерматина. И она сидела и смотрела на него — пытаясь передать взглядом, что своим кокетством лишь прикрывает растерянность и испуг. Что она одна на белом свете и ей нужны его помощь и защита. Но он молчал, он все еще был скованный какой-то — и тогда она сделала ему кофе и дала прослушать запись два раза подряд. И теперь снова вернулась на место, устраиваясь поудобнее и закуривая.
— Еще кофе?
— Откуда же он телефон, интересно, взял? — пробормотал Мыльников, не услышав ее. — Ну не мог он его нигде взять — разве что от телевизионщиков или газетчиков. Или… вы домой не звонили, родителям в смысле? Никто там справок не наводил? Они же хитрые — могли и милицией представиться. Хотя я так думаю — журналисты это. Как думаете — могли они?
— Наверное… — протянула неопределенно. — Вы же сами говорили — если их напугают, то они дадут. Только… Только адрес никто не знал. Фамилию я называла, точно — но не адрес. Адрес я только вам сказала…
Мыльников закивал, все еще бормоча что-то себе под нос, кажется, не придав значения последним ее словам.
— Андрей! — Он даже дернулся, впиваясь расширившимися глазами в ее осененное мыслью лицо. — Знаете что, Андрей… Только между нами, ладно? Я все поняла, поняла, кто это…
Он весь напрягся, это чувствовалось, — и наклонился к ней, непроизвольно создавая заговорщическую атмосферу.