– Странная речь, не правда ли? – Скит посмотрел на слушателей. – Но зато вполне понятная и даже какая-то успокаивающая. И действительно, оглядевшись вокруг, я увидел, что находился в невероятно огромном, почти бесконечном светлом пространстве. Что где-то очень далеко был виден ярко-белый конус, уходящий ввысь. Стенки которого постепенно сужались к вершине, изгибаясь внутрь как по параболе. Где же он заканчивался там, наверху, из-за его огромной высоты разобрать было вообще нельзя. От его основания в разные стороны простиралась бескрайняя светлая пустошь, более всего походившая на океан. Она была такой же белой, как и сам конус, но при этом вовсе не твердой. Поскольку ее поверхность, возмущаемая круговыми быстрыми волнами, слегка колыхалась. А где-то высоко надо мной были видны черные сгустки чего-то плотного, блестящего и почти живого, между которыми тянулись такие же черные перемычки. Они также едва заметно колыхались, но производили при этом совершенно иное впечатление. «Видимо, из одного такого сгустка я и выпал сюда», – подумал я в тот момент. И тогда же я вновь услышал свой голос:
Ты думай, бедный йонтра, знай, не будет счастья там тебе.
Ты только здесь и можешь быть. Не с чернью, бедный, никогда.
А лишь со светом навсегда.
Теперь же глупый ты совсем, и плоский ты и разум твой.
Но помогу тебе сейчас и научу тебя я быть.
И будешь мудрым ты всегда, но не узришь меня тогда. Уйду я от твоих очей.
Но память вечную храня, ты не забудешь никогда ни слез, ни света, ни речей.
– Теперь я, кажется, начинал понимать смысл того, что со мной произошло. Действительно, все выглядело так, словно я очутился где-то под пространством-временем. Но воспринимал все лишь в двух измерениях. Отчего и видел мир как бы снизу и плоским в виде купола. А те черные сгустки, колыхавшиеся наверху, были обыкновенными галактическими центрами, полными бесконечно сжатой барионной материи. Связанные между собой тонкими длинными перемычками, они походили на огромную, бесконечно-протяженную грибницу или на хаотически сплетенную паучью сеть.
Сам же в тот момент я представлял из себя лишь некую оболочку себя прежнего. Пустую и прозрачную. Да к тому же и очень легкую, по-видимому, поскольку мог свободно передвигаться по поверхности того белого океана, что простирался вокруг. Подумал я и о Тио. Что с ним теперь? Ведь он, и это я точно помнил, также выбрался за пределы черной дыры, хотя и не спланировал вниз, как я. И тут, словно отвечая на мой вопрос, снова возник тот странный голос:
О друге не тужи своем. Он в безопасности теперь.
Ты прежде в тьму его завел, но спас же дружбою своей.
И боль, и ужас он познал. Теперь тебе не друг он впредь.
Но все же ты его найди и обо всем ему ответь, и то, что знаешь, расскажи.
“Очень хорошо, – подумал я тогда, – значит, он жив. Но почему не друг-то? Тут мне вспомнилась порванная световая лента, что нас соединяла до того, как Тио вылетел из сингулярности. «Ай, да ладно, – попытался я себя успокоить, – пускай даже не друг, главное, что жив». И все же, сейчас мне и самому нужно было что-то решать, что делать и куда дальше ползти. Хотя, в сущности, у меня и выбора-то никакого не было. Единственным более или менее отчетливым объектом, что я видел, был лишь тот высоченный, параболический белый конус. Но он был так далеко.
Не бойся расстояний дальних, не бойся тьмы ты беспросветной.
На свет иди и не петляй. И мудрым будь и светлым стань.
И пустоты не бойся ты, лишь верь и помни – я с тобой.
Ты слишком много потерял, но я восполню твой пробел.
Не бойся, здесь ты не один, и вечных странников удел уж никогда не будет твой.
Но обо мне не забывай. Тебя я черни не отдам.
Тебя я прямо поведу, но к мудрости придешь ты сам.
– Как же этот голос успокаивал меня тогда. Я даже не мог ему сопротивляться. Он был каким-то, словно сотканным из самого света. Как поэзия, он проникал в самое сердце, наполняя его верой и смыслом. Мне даже трудно передать сейчас вам то, что я тогда испытывал. Ведь и интонация тоже кое-что да значит. Моя же собственная речь, насколько мне представляется, вряд ли может даже близко сравниться с чем-то подобным. Впрочем, размышления размышлениями, но нужно было двигаться дальше.