День кончился, как если бы онабыла жива и, сидя у окна,глядела на садящееся в соснысветило угасающего дняи не хотела зажигать огня,а вспышки яркие морозной оспыв стекле превосходили Млечный Путь,и чай был выпит, и пора уснуть…День кончился, как делали все дниее большой невыносимой жизни,и солнце село, и в стекле зажглись несоцветья звезд, но измороси; ниодна свеча не вспыхнула, и чайбыл выпит, и, задремывая в кресле,ты пробуждался, вздрагивая, есливдруг половица скрипнет невзначай.Но то был скрип, не вызванный ничьимприсутствием; приходом ли ночным,уходом ли. То был обычный скрипрассохшегося дерева, чей возрастдает возможность самомупоскрипывать, твердя, что ни к чемуни те, кто вызвать этот звук могли б,ни тот, кто мог расслышать этот возглас.День кончился. И с точки зренья днявсе было вправду кончено. А есличто оставалось — оставалось длядругого дня, как если бы мы влезли,презрев чистописанье, на поля,дающие нам право на длинноту,таща свой чай, закаты, вензеляоконной рамы, шорохи, дремоту.
2
Она так долго прожила, что днитеперь при всем своем разнообразьиспособны, вероятно, только развето повторять, что делали онипри ней.<1966?>