Читаем Иосиф Грозный [историко-художественное исследование] полностью

Сталин, удовлетворенно затягиваясь трубкой, снова молча ходил по ковру. Ходил взад и вперед, и все ждали, что изречет этот невзрачный, невысокий человек, который тем не менее каждому казался воплощением какой-то особой и будто бы сверхчеловеческой мудрости, провидческого государственного знания (а так оно и было). Он был единственный генсек и предсовнаркома, который умел думать, решать и находить зачастую истинно верные (чтоб не говорить, гениальные) решения, на которые не были способны руководители этой громадной, прекрасной и грешной страны, допустившей Дьявола к хозяйничанью ее просторами. Дьявол еще много лукавого и подлого натворит в этой стране, еще долго его серно-мускусно-чесночный дух будет витать над страной, но БОГ на то и БОГ, что выше и праведнее ЕГО нет силы и сила ЕГО сметет дьявольскую сеть в предсказанное время. И первым (как ни странно это покажется) рванул сеть как раз этот человек (уж человек ли?), ибо нечто сверхъестественное вполне очевидно наполняло его не слишком складное тело. И каждый, кто сейчас смотрел на ходящего Сталина, чувствовал сквозь страх и тревогу невольное уважение и к его простенькому серовато-зеленому кителю, таким же брюкам, заправленным в хромовые поношенные сапоги, лицу, не выражавшему ничего, кроме окаменелой сосредоточенности. Глаза Сталина сейчас уже не желтели, а были темны и глухи.

— Вот чьто... — наконец прервал он свое хождение и молчание. — Правы здэс всэ, да... всэ... Но... — он покосился на по-прежнему надутое и серьезное лицо Жукова, — болще всэх прав, я думаю, товарыщь Жюков... Да. (Недоумение на лицах всех, кроме Жукова. Они уже, кажется, готовы были хором навалиться на сурового генерала, выступившего, казалось, столь неудачно.) Да... Товарыщь Жюков прав... в том, что резервный фронт... и даже... — Сталин помедлил... — два фронта нужьно создават там... За Сталынградом создават... НЭМЭДЛЭННО. Но... — теперь уже взгляд Сталина уперся в Жукова строго и беспощадно... — Нэ для того, чьтобы сдават Сталын-град. А для того, чьтобы сдэлат то, чьто нэ удалое нам полностью сдэлат... под Москвой.

Я приказываю... Нэмэдлэнно начат в тылу, за Сталынградом, на флангах, с юга и с сэверо-вос-тока накоплэниэ новых сил и новых формироыв-ний... нэ мэнэе... — Сталин помедлил, — дэеяты! Новых армий!

Я прыказываю... Дэржять всо... в абсолютной тайнэ. Ви, товарыщь Бэрия, отвэчаэтэ за это... головой. Ны... какая развэдка... нэ должьна знат... наших планов. Ващя пэрвая цель: создат у нэмцев предположение... чью ми готовымса всэмы силами... отстаыват Москву, а нэ Сталинград...

Я прыказываю... Ны щягу назад! Город нэ может бит сдан! Войска же... которые ми накопим, нэ должны знат своэй задачи. Пока ми гото-вымся, с фронта в тыл не должьна постулат... никакая информация. Ныкаких пысэм... Никаких извэстий. Отпусков... Нычего! — Сталин погрозил пальцем. Он редко использовал этот простонародный жест. Но в этом жесте был весь Сталин, одновременно и русский, и грузин-горец, и образованнейший, непрерывно учившийся, даже сноб, иногда щеголяющий мудростью, и простолюдин во многом — от его сапог до неказистой внешности и манеры одеваться. — Нычего! — повторил он. — Может быт... это жестоко... Но толко так можьно сохраныт тайну. Товарыщю Жюкову... Накоплэные войск вэсти секрэтно... Скрито... Пэ-рэброски ночамы. Вигрузка войск за 200... может быт, 300 киломэтров от Сталынграда... Задача для нашей авыациы... Авыация нэ должьна... допускат в районы накоплэныя войск... ны одного вражеского самолета. Войска НКВД, — Сталин посмотрел на Берию, — должьны... двумя стэнами отго-родыт район формырованыя армый, как от фронта... так и от тыла...

Он замолчал, выколотил трубку в мраморную пепельницу с лежащим львом, пригладил волосы, пожевал губами совсем по-старчески и, хмурясь, продолжил:

— Думаю... чьто ми общимы сыламы... спра-вымся с этой задачэй. Опит... у нас уже эст... Чьто такое — опит? Это допущенные намы ошибки. И опыт, как виясняэтся... самоэ главноэ... в этой войнэ. Толко из-за отсутствия опита ми и понэс-лы всэ эти ужясные потэри и пораженыя. Надо тэпэр научытся воэват... Научытся... побэдонос-но... воэват... Пора кончат с этой войной. Страна измучэна... Люди мэрзнут в окопах. Жены жьдут мужей... Матэры — сыновэй. А ми, вэликая дэр-жява... имэющая... самую болщюю армыю... Ар-мыю... способную покорыт вэс мир, нэ можем справытся с какой-то паршивой Гэрманыей. И это уже стыд... и позор... для нашего оружия... То-варыщь Жюков и товарыщь Васылевскый... всэ дэталы мы обсудым завтра. И помнытэ... эсли протывныку станэт извэстно о наших планах, о том, что ми только чьто обсуждали, выноваты бу-дэтэ только ви... и ныкто больше... Вам же, Борис Мыхайловыч, надо нэмэдлэнно лэчь в госпытал. Нэобходымые бумаги вам будут доставлят туда... Гэнэральный штаб... врэмэнно... возглавыт... товарыщь Васылэвскый... Всо!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Кланы Америки
Кланы Америки

Геополитическая оперативная аналитика Константина Черемных отличается документальной насыщенностью и глубиной. Ведущий аналитик известного в России «Избор-ского клуба» считает, что сейчас происходит самоликвидация мирового авторитета США в результате конфликта американских кланов — «групп по интересам», расползания «скреп» стратегического аппарата Америки, а также яростного сопротивления «цивилизаций-мишеней».Анализируя этот процесс, динамично разворачивающийся на пространстве от Гонконга до Украины, от Каспия до Карибского региона, автор выстраивает неутешительный прогноз: продолжая катиться по дороге, описывающей нисходящую спираль, мир, после изнурительных кампаний в Сирии, а затем в Ливии, скатится — если сильные мира сего не спохватятся — к третьей и последней мировой войне, для которой в сердце Центразии — Афганистане — готовится поле боя.

Константин Анатольевич Черемных

Публицистика
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное