Читаем Иосиф Грозный [историко-художественное исследование] полностью

Она была единственной женщиной, которой великий вождь целовал руки. И сначала она робела, отнимала их, боялась, а потом привыкла, сама гладила его по серой, редеющей уже излетным старческим волосом голове. Гладила благодарно, и он, не стыдясь своих поцелуев, лишь крепче притискивал к себе здоровой рукой ее затяжеле-лый чувственный стан.

Сталин и на отдыхе не менял своих привычек. Это была лишь ежегодная смена места работы, и только. Что вообще значит отдыхать? Лежать на пляжном песке и греться на крепком южном солнце? Но в одиночестве он этого не любил. Валечка на пляжи не приглашалась. А приглашать соратников и прямо ли, косвенно ли терять таким образом лик ВОЖДЯ не хотел. Мужчина, раздетый до трусов, вряд ли потом мог быть вождем, тем более в е л и к и м! И потому Сталин ходил на пляж теперь только по утрам, ненадолго, один, в полосатом халате. Окунувшись раз-другой в море, возвращался на берег.

Плавать далеко не давала все более сохнущая левая рука, да и вообще море тяготило, внушало какой-то нелепый неврозный страх, хотя купальни везде были ограждены, везде было мелко. Сталин вообще не любил больших водных пространств еще с тех ссыльных времен, когда ему приходилось ловить рыбу и волей-неволей общаться с тяжкими и страшными северными реками.

Раздетого Сталина не видел почти никто (охрана была расставлена так, чтобы не мешать ему, и, чтобы не наблюдать за вождем, стояла спиной к пляжу). Телом Сталин никогда не мог похвастать. Обыкновенный, пожилой, не развитый физически. С тридцатых годов начавший заплывать жирком живот, тонкие ноги, руки разной длины — это скрадывала одежда, спаренные пальцы на ногах, родинки, где надо и не надо.

В тридцатые годы бывали со Сталиным на дачах только Киров и позднее Жданов. И Кирова Сталин перестал приглашать, когда тот отказался редактировать учебник истории партии и стал в разговорах резче, неуступчивее. Этого было достаточно — от вождя не ускользало ничего, любое изменение интонации голоса заставляло пристальнее всматриваться, делать тайные выводы. «Подозрительность скорее добродетель для государя, чем порок», — всегда помнил он наставления Никколо Макиавелли.

Итак, повторяю, отдых Сталина был лишь сменой места работы, работы, работы, и день протекал здесь так же, разве что иногда Сталин раньше ложился и раньше вставал, завтракал не в 11, а в 9 часов.

С 12 начинался его «рабдень». Докладывали руководители разведок (или их первые заместители), далее он рассматривал деловые бумаги, требующие утверждения, подписывал документы, накладывал резолюции, вызывал своих рабочих секретарей для поручений, изредка принимал кого-то днем, но в целом прием, ограниченный дачей, проходил вечером и затягивался иногда за полночь, точно так же, как в Кремле.

Раз в неделю или в полмесяца (нет точных данных) Сталин рассматривал ВСЮ почту, пришедшую на его имя в Кремль и доставленную на дачу в запечатанных мешках специальными фельдъегерями. Узнав от своей разведки, что письма на его имя в иных обкомах вскрываются, Сталин вспылил и издал строжайший приказ все письма на его имя направлять в канцелярию Кремля. И уже здесь их сортировали бойкие помощники, передававшие Поскребышеву все, что заслуживало внимания.

Но и этот процеженный поток не устраивал вождя, и потому он периодически устраивал работу со всеми письмами. Помощники только вскрывали письма и передавали Сталину, а он, быстро отсеивая пустую породу, вылавливал и немало дельного: предложений, доносов на врагов, просьб, жалоб (их было больше всего), разного рода сообщений. Это был единственный вождь, кроме, может быть, еще Ленина, регулярно читавший письма.

Из нескольких мешков выбирались две пачки: левая и правая. Обычно в левой лежали самые дельные письма, а в правой те, что не требовали быстрых решений.

Безотказно работала также красная связь по «вертушке», и Сталин кратко, но постоянно говорил со всеми членами Политбюро, министрами,

Генштабом. Поскребышева Сталин часто брал с собой, чтобы не нарушался как бы режим его кремлевской работы. Кабинеты Сталина на дачах во многом напоминали кабинет в Кремле или комнаты в Кунцево, вождь любил единообразие во всем. Даже на относительно дальней даче в Семеновском был построен дом, похожий на дом в Кунцево и также с двумя верандами, а Берия еще выстроил для Сталина дачу на Валдае, в очень красивом месте, однако недоверчивый Сталин лишь раз побывал там и, пробормотав что-то вроде: «ловушка», — уехал. Был надстроен второй этаж и над кунцевской дачей. Туда Сталин почти никогда не поднимался, а в 49-м, во время празднования 70-летия, там некоторое время жил Мао Цзэдун.

Так вождь отдыхал до 1—5 ноября, когда специальным поездом и всегда неожиданно возвращался в Кремль, точнее, в Кунцево, к великой радости Валечки, не любившей юг, страдавшей там от жары и полноты, о чем она, однако, никогда не говорила вождю.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Кланы Америки
Кланы Америки

Геополитическая оперативная аналитика Константина Черемных отличается документальной насыщенностью и глубиной. Ведущий аналитик известного в России «Избор-ского клуба» считает, что сейчас происходит самоликвидация мирового авторитета США в результате конфликта американских кланов — «групп по интересам», расползания «скреп» стратегического аппарата Америки, а также яростного сопротивления «цивилизаций-мишеней».Анализируя этот процесс, динамично разворачивающийся на пространстве от Гонконга до Украины, от Каспия до Карибского региона, автор выстраивает неутешительный прогноз: продолжая катиться по дороге, описывающей нисходящую спираль, мир, после изнурительных кампаний в Сирии, а затем в Ливии, скатится — если сильные мира сего не спохватятся — к третьей и последней мировой войне, для которой в сердце Центразии — Афганистане — готовится поле боя.

Константин Анатольевич Черемных

Публицистика
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное