Иосиф Грозный [историко-художественное исследование]

Нет, Валентина Истрина никогда не была «проституткой», «подстилкой», как именуют в таком случае женщин злые языки, ни в чем не имела никаких выгод, не искала и возможностей изменять тирану-вождю. Прежняя восторженная любовь-обожание, как и все на свете, наверное, ушла, но осталась тревога, забота постоянная о его здоровье, и по-прежнему Валечка старалась, как могла, помогать, как могла, ободрять и, как могла, «соблазнять», ибо теперь это стало уже необходимостью. Умная Валечка знала: мужчина, да еще такой, как Сталин, требует точного до мелочей исполнения всех своих прихотей-склонностей, каких за полтора десятка лет она немало усвоила, и старалась совершенствоваться в этом умении. Это была отменная, редкостная служанка, без ропота определившая свою жизнь и молодость, чтоб не сказать судьбу, как служение и поклонение капризному и, крути не крути, взбалмошному тирану. Может быть, их отношения напоминали тот самый, увековеченный в арабском сказочном фольклоре вариант, где жестокий Шахрияр всякий раз щадил Шахразаду за недосказанную сказку. Натянутое сравнение, но что-то в нем, согласитесь, есть.

Сталин же стремительно, неудержимо старел. Дряхлость — бич всех царей и диктаторов, умудрившихся дожить до преклонных лет, — была-нависала неминуемой карой, и ее страшились, ей противились, негодовали, возмущались, применяли все попытки найти омоложение. С этой целью заблаговременно, еще до войны, Сталин распорядился создать институт геронтологии. Его возглавил некто Богомолец, впоследствии лауреат, герой труда, академик. Богомолец обещал продлевать жизнь до 150—200 лет. Сам он умер в 65, а институт, истратив кучи денег, ничего путного так и не создал.

Разочаровавшись в медицине, боясь врачей и лекарств, Сталин пил травяные настойки, молодое вино (сок), сырые яйца, ел лимоны и чеснок, вареную кукурузу, бананы — привозили после войны, считалось, что продлевают жизнь: в Перу-де, Эквадоре ли жил будто индеец двухсотлетнего возраста — и на одной банановой каше...

Старость. Безразличие. Снежная подлая седина. Кто там врет: седина-де красит мужчину. А на самом деле так горька эта подлая жизненная соль-предвестница... И уже Валечка едва удерживалась, чтоб не выдать как-нибудь случаем, когда сухая старческая рука в рыжей крупке еще пыталась ласкать, — не выдать желания отодвинуться. «Не вливают молодое вино в старые мехи...» Азарт Сталина, казалось, несокрушимый еще в недавние военные годы, когда Валечка, измотанная подчас этим ненасытным кавказцем, ходила со счастливым блеском в вишневых глазах, с тем блеском-холодом удовлетворенности, с каким женщины становятся невозможными, недостижимыми для всех домогающихся их и противными этой биологической, скажем так, насыщенной неприступностью, иссякал. И, надеюсь, вы встречались с описанной их сытостью — что-то общее с неизреченным молчанием каменной скалы.

А дальше пришлось опираться на смутные, зыбкие предания, ибо люди из обслуги Сталина либо давно умерли, исчезли при неизвестных автору обстоятельствах, либо были так законспирированы организацией, в которой они состояли, что, образно говоря, были лишены языка. Молчанием и тайной была окутана вся жизнь Сталина, молчанием и тайной скрывалась его любовь, молчанием и тайной остался его исход. И сведения о конце последней любви его теряются в том же молчании, но роман требует какой-то близкой к сути жизни развязки, и такая развязка, вполне очевидно, была...

До сих пор никто с точностью, близкой к достоверной, не объяснил поступков Сталина после его семидесятилетия, отпразднованного с шизофренической активностью. Что творилось с нормальными людьми в стране, не стоит описывать — возьмите любую пожелтелую газету того времени.

Но после семидесятилетия и XIX, «странного» съезда партии, где Сталин выступил с краткой речью (доклад делал Маленков), полной перетряске подверглось все Политбюро. Оно резко возросло численно, стало называться Президиум, — попал туда, кстати, уже и Л.И. Брежнев (кандидатом). А с 49-го, напоминавшего по арестам 37-й, опять начали лететь со своих постов, казалось бы, самые каменные фигуры, близкие к Сталину. Происходило, в сущности, нечто, уже не раз бывавшее в истории, когда тиран вдруг ополчался на ближних и начинал их казнить. «Не будь ни слишком далеко от царя — он станет для тебя бесполезным, ни слишком близко — он погубит тебя», — гласит древняя индийская мудрость.

Летели с постов министры... Почти под домашним арестом оказались «ближние»: Молотов, Ворошилов, Андреев, Буденный, в конце концов был отстранен-арестован Поскребышев (оказался по жене родственником сына Троцкого).

А Валечка Истрина? А Николай Сидорович Власик? Предания говорят, и Валечка исчезла из обслуги. Ее заменила Матрена Петровна Бутузова, уборщица и кастелянша, пожилая женщина, убиравшая комнаты Сталина, а то и приносившая ему завтрак и ужин. Рассказывалось, что Сталин подарил ей свой портрет-фото с дарственной надписью, чего не делал обычно ни для кого.