Ирка Хортица и компания. Брачный сезон

– Нам нужна жертва. – оглядываясь по сторонам, скомандовал мессир. Они стояли на небольшой, почти «лысой», лишь кое-где поросшей редкими пучками травы, поляне в дальней части парка. Аллеи сменила чуть ли не чаща: между кустами застряли осыпавшиеся под зимними ветрами сучья, гнило упавшее дерево. У края поляны, кверху скрюченными корнями, валялся старый пень – словно одеревеневший осьминог. Мессир оглянулся еще раз, прислушался – не слышно было ни звука. Этот провинциальный городишко – даром что большой – после полуночи засыпал, наливался гулкой пустотой, точно огромный кувшин, дожидающийся когда с рассветом в него хлынет терпкая, пенная людская суета. Поиски человеческой жертвы могли затянуться. Мессир досадливо поморщился. – Хотя бы кошку! Лучше черную, конечно.

Эдгар покорно кивнул, отставляя саквояж и зашептал себе под нос на странном языке, напоминающем и человечий шепот и кошачье шипение разом. Дед, старый кот-оборотень, еще в давние времена научил внука «кошачьему слову», хотя вряд ли дедуля предполагал, что с его помощью внучок станет подманивать кошек на алтарь.

– Мряяяу! Мряяяяууу! – темнота наполнилась тягучим, протяжным кошачьим воем. Эдгар даже понимал его, слышал в нем мучительный, иссушающий страх. Кошки – умные существа, соображают, что тащить с помощью неодолимого, лишающего воли призыва не станут туда, где грузовик с селедкой перевернулся. Понимаю, орут, шерсть дыбом, а все равно идут. Парные огоньки вспыхнули в кустах: два… четыре… восемь… Эдгар не шевелился, пристально разглядывая кошачьи силуэты: иногда смутные, едва заметные, иногда ярко проступающие сквозь тьму белоснежной шкуркой. Наконец совсем рядом вспыхнула пара изумрудных огней – казалось, кошачьи глаза висят во мраке, сами, как улыбка чеширского кота.

«А вот и черная!» – подумал Эдгар и прыгнул. Его руки сомкнулись на кошачьем туловище… и он едва не выпустил кошку с перепугу. Во-первых, эта кошка была чуть не вдвое больше обычных! А во-вторых, она сопротивлялась! Слабенько, неуверенно, словно одурманенная, но она выкручивалась из его хватки, когда должна была висеть безвольной шерстяной тряпочкой! Эдгар заорал: здоровенные – как у волкодава кого-нибудь! – но по-кошачьи кривые и острые когти впились ему в руку, вспарывая кожу. Разбитые его криком чары рухнули: коты с истошным мявом порскнули во все стороны, а кошка рванулась… Подскочивший мессир изо всей силы ударил ее по голове, и тут же гибкие полоски пластиковых полицейских наручников, переделанных специально чтоб удерживать жертвы, спутали кошке лапы!

– Ого! – воскликнул мессир, с трудом поднимая кошку на вытянутой руке. – Прямо мэй-кун! Нам повезло – крови будет достаточно! Эдгар, разводи костер! – мессир вытащил из саквояжа железный штырь и принялся торопливо расчерчивать пентаграмму на голой земле, заливая борозды бензином. Прижимая к груди исцарапанную руку, Эдгар принялся таскать хворост к верхнему лучу пентаграммы.

– Теперь мы все узнаем! – мессир швырнул спутанную кошку в середину пентаграммы, щелкнула зажигалка… и собранный Эдгаром сухостой мгновенно вспыхнул.

– Огня! Еще огня! – заорал мессир, глядя как пламя разбегается по линиям пентаграммы, заключая избранную жертву между стенами пламени.

Эдгар уперся плечом в старый вывороченный пень, сталкивая его в костер…

– Что ж это делается-то такое, а! – заорал пень, упираясь всеми корнями. – Сперва честного паркового лешего ведьмы проклятые в пень загнали8

, а теперь и вовсе колдуны заезжие в костер суют! – пылающий корень огрел Эдгара по плечам.

Брошенная посреди пентаграммы кошка вдруг изогнулась, как лук. Из пушистых подушечек лап выдвинулись отливающие сталью когти и полоснули по пластиковым наручникам!

– Что… что она делает? – завопил так и замерший с воздетыми к небесам руками мессир. – Эдгар!

Наручники звучно лопнули, сквозь пелену огня видно было как кошка припала брюхом к земле и… мряяяууууу! Черная бестия прыгнула сквозь пламя, мессир увидел над собой оскаленную кошачью пасть – прижатые в ярости уши так плотно натянули кожу, что казалось, сквозь пушистую шкуру проступил голый череп! А потом уже он не видел ничего – когти полоснули его по лицу, спуская полоски кожи со лба и щек.

– Мряяя! – орала кошка, кроя лицо мессира со всех четырех лап.

– Ааааа! – орал мессир, отчаянно пытаясь отодрать от себя когтистую тварь. – Аааа! – между его ладонями полыхнуло колдовское пламя цвета загустевшей крови, кошка издала пронзительный вопль и отлетела в сторону, приложившись об дерево. Мессир отлетел в другую… прямо в огонь. Его брюки вспыхнули. – Я горю, горю! – выпрыгивая из пентаграммы, он заскакал по полянке, пытаясь стряхнуть подпитанный бензином огонь с брюк.

– Горю, горю! – вопил пень, тоже скача по поляне и молотя отчаянно уворачивающегося Эдгара корнями по плечам. – До чего хулиганье дошло – прям посреди парка… прям парковым лешим костры разжигают! Милициииия!

С аллеи донесся протяжный волчий вой. Он все приближался, приближался… и через кусты махнул поджарый парень в форме и полицейском бронежилете: