Ирландия. Прогулки по священному острову

Это очень и очень верно. Иностранец должен быть постоянно начеку, чтобы не превратиться в ярого шинфейнера. В воздухе Ирландии есть нечто экстравагантное, и это, в сочетании с обаятельными манерами, проникает в сердце, а иногда и в голову. Многие величайшие ирландские националисты были англичанами по происхождению, либо наполовину англичанами, наполовину ирландцами. Хорошо бы заезжий англичанин, ложась спать, повторял себе каждый раз: «Мой главный долг — перед Англией. Я буду верен ей, несмотря на самые сильные искушения».

Ирландцы, конечно же, бывают иногда несправедливы. Я думаю, причина в том, что они не обладают способностью забывать прошлое. Даже образованные ирландцы говорят о кампании Кромвеля, как если бы это были происки нынешнего британского правительства. Ирландия никогда не забудет причиненного ей зла. Все несправедливости отпечатались в ее сердце, и времена графа Стронгбоу для них так же реальны, как прошлогодний бюджет. Они не делают скидок на грехи, совершенные несколько столетий назад, а если вы попытаетесь возразить, вам припомнят английские карательные отряды в качестве доказательства, что «саксы» всегда были грубыми дикарями.

Случается, что мужчине приходится иногда выслушивать признания жены друга. Вы знаете его как хорошего человека, искреннего, прямого, честного. А женщина расскажет вам, что она подает на развод по причине его грубости. В это трудно поверить. Неужели возможно, что этот хороший человек унизил жену и даже ударил ее? Вы с ужасом слушаете историю о душевных и физических страданиях.

Несовместимость английского и ирландского темпераментов действует на вас столь же болезненно. Вы смотрите на флаг Ирландского Свободного государства и говорите:

— Слава богу, она с нами развелась!

Англичанин запирается в комнате с грудой книг по ирландской истории и с удивлением понимает, что если бы ирландские события развертывались в какой-либо другой европейской стране, и правящей расой были бы французы, итальянцы, турки, то он, как англичанин, горячо поддерживал бы страдающий народ. Как бы он негодовал, как возмущался бы государством, подавляющим эту героическую нацию! Сколько Байронов кинулись бы на помощь, защищать национальные идеалы страдающей Ирландии!

Мнение об ирландцах сложилось у нашего англичанина из карикатур в «Панче» или, возможно, из художественной литературы восемнадцатого века, а потому он считает, что сопротивление Англии возникло благодаря врожденной страсти ирландцев к кулачным боям, подогретой неумеренным потреблением виски. Теперь он обнаруживает, что это сопротивление сложилось много веков назад, что оно коренится в одной из самых глубоких человеческих страстей — в национальном чувстве. Почему же — спрашивает он себя — ирландцев называют предателями, если в лояльности нам они никогда и не расписывались? Национальное чувство никогда не умирало, даже в те времена, когда Англия и Ирландия, казалось, слились в единую нацию.

Удивительно, что эти качества — неослабевающее упорство и упрямая настойчивость, казалось бы чисто английские черты, — в гораздо большей степени свойственны Ирландии. Борьба ирландцев была последовательной и упорной Когда преследования вынуждали людей к эмиграции, они расширяли территорию сопротивления и возвращались, чтобы воевать за свою страну.

История Ирландии — это история борьбы ирландских кельтов. Их лишали собственности, но подавить не могли. Они находили возможность к сопротивлению, даже если для этого приходилось служить в иностранных армиях. Боролись, иногда безнадежно, в иностранных государствах. Какой-нибудь Мак с вилами чувствовал себя в Ирландии настоящим хозяином страны и отпрыском королей.

Сейчас, впервые после сражения при Кинсейле (сентябрь 1601 года) люди, управляющие Ирландией, — та самая старая гвардия: Маки и О’. Ирландия перестала быть «вопросом» и сделалась нацией.

Каждый человек, какой бы национальности он ни был, должен радоваться тому, что это поколение дождалось окончания борьбы и одержало победу.

8

В Манстере я обменивался военными воспоминаниями с бывшим офицером. Он был воинственным гэлом и верил, что настанет день, когда Ирландия исполнит свою миссию: сделает мир по-настоящему христианским. Он рассказал мне историю о сержанте, служившем во Франции. Назовем его сержант Мэрфи.

Мэрфи получил отпуск и отправился в деревню на юге Ирландии. Кажется, это было в Керри. Когда он вернулся во Францию, мой друг спросил:

— Ну что, сержант, хорошо отдохнул? Как дела на родине, чем занимался?

— Я снял форму и обучал шинфейнеров, — ответил Мэрфи.

Эту историю можно счесть анекдотом, но она правдива.

9

Дублин — единственная европейская столица, на деле познавшая войну. Берлин и другие столицы, в которых случались неожиданные политические кризисы, строили баррикады, полиция разгоняла бастующих, но ни в одну столицу, кроме Дублина, не входила вооруженная армия.