Ироническая проза. Ч. 1

Дома — те же разговоры: пришедшая на обед мама убеждает дедушку, что не иначе, как Ильич — того… дуба дал. Дед не верит, берёт свой любимый радиоприёмник, пытается настроить его на какие-нибудь «вражьи голоса» — «Свободу», «ВВС», «Голос Америки» какой-нибудь… Свистят гебешные глушилки, эфир трещит и свистит — и тогда дед говорит мне:

- Ну что? Поехали, что-ли, за город?…

Мы с дедом выехали на Байкальский тракт. Где-то, километре на двадцатом или двадцать первом. дед свернул на какую-то боковую дорогу, потом — на заростающую просеку, остановил своего «москвичонка», вытащил приёмник. Едва настроился на волну — и мы услышали заветное:

- Вы слушаете «Голос Америки» из Вашингтона! Главная новость сегодняшнего дня — смерть совецкого лидера Леонида Брежнева!…

Дальше шло официальное сообщение.

- Тэк-с, — усмехнулся дед, — а что нам Лондон скажет? — и принялся возиться с рукояткой настройки, ловить свою любимую «ВВС»…

Домой мы приехали, где-то, через час — полностью информированными людьми.

- Умер, — кратко ответил на вопросы бабушки и мамы дед, — только умоляю вас: никому не звоните сейчас, и ничего не сообщайте. Без вас сообщат, по телевизору. И ты, Роман, тоже, — повернулся ко мне дед, — сильно не распространяйся, зачем мы с тобой в лес с радиоприёмником ездим…

…Я сейчас не помню, в тот ли вечер по центральному телевидению Игорь Кириллов сообщил о «…тяжёлой, невосполнимой утрате», которую куда-то «понёс совецкий народ» — помню только, что моя маленькая сестрёнка очень расстроилась: из-за траура на телевидении отменили её любимую передачу «Спокойной ничи, малыши!» — и прерванную сказку про путешествие мальчика Нильса на диких гусях мне пришлось на ночь читать ей из книжки. Зато, я очень хорошо помню следующий день в школе: и траурную линейку, и портрет в траурной раме, который повесили в школьном вестибюле, и «почётный караул» из пионеров-отличников, который выставили возле этого портрета. Бедняги-отличники должны были стоять там, под портретом, с поднятой в пионерском салюте рукой — а возле них постоянно вертелись наши школьные хулиганы, хлопавшие у них перед лицами самодельными бумажными хлопушками. Буду честен до конца: не смотря на свой хулиганский характер, я в этом безобразии не участвовал — наверное, потому, что ребят было, объективно, очень жаль.

Ну, а ещё помню двоих весёлых десятиклассников, которые орали на весь школьный коридор: «Радуйтесь, жители города! Умер, умер проклятый метельщик!…». Если кто помнит детский фильм «Город мастеров», то и эту фразу без труда вспомнит.

…Ну, а потом имело со мной имело место произойти Приключение. Настоящее, серьёзное Приключение, в результате которого я, десятилетний мальчишка-школьник, оказался ни где-нибудь, а в приёмной Управления Комитета Государственной Безопасности по Иркутской области. И доставлен туда я был какими-то гебешными офицерами, да на их же гебешной «Волге».

А произошло следующее: в годы моей учёбы в младших классах школы был у меня старший друг и коллега Лёша Теряхин. Коллега — потому, что всё школьное детство и его, и меня регулярно дёргали для участия во всяческих праздничных приветствиях: во время районных партконференций и прочих подобных мероприятий мы выходили на сцену, и читали всякую торжественную стихотворную муть:

…Бей, барабан! Трубите сбор, горнисты! И пучсть знамёна алые Над залом расцветут!

 Любимой нашей партии, Районной конференции коммунистов — Наш пионерский Пламенный Салют!!!

- и прочую подобную фигню, которую мы заучивали наизусть. Перед этими выступлениями нас регулярно собирали на репетиции, и мы прогоняли этот стихотворный монтаж раз по двадцать — а так как с Алёшкой мы учились в одной школе, на него, как на старшего, была ещё возложена обязанность снимать меня с уроков и водить на эти репетиции. Поэтому, в школе все уже давно привыкли к тому, что посреди урока дверь класса открывалась, и вежливый Теряхин забирал меня с уроков. Ага, это называлось: «на выход, с вещами!»

Вот и в тот день, 11 ноября 1982 года Лёшкина плотная фигура возникла на пороге кабинета — и нашей математичке ничего не оставалось, как отпустить меня с урока на очередную «репетицию».

Едва я оказался в коридоре, Теряхин заговорщицким шёпотом спросил меня:

- Деньги у тебя с собой есть?

- Есть, — говорю, — рубля три с мелочью. А что?

- Отлично! — говорит Лёшка, — у меня ещё полтора рубля, и сейчас ещё у старшего брата возьму! И — скорее в «Родник»!

«Родник» — это название одного из центральных иркутских книжных магазинов. Культовое, можно сказать, место — здесь, возле входа в магазин, многие годы собирались «фарисеи и книжники» — иркутские букинисты, у которых за хорошие деньги можно было разжиться практически любой литературой — от Камасутры до «Книги Борьбы» старика Алоизыча, включительно…

- Ты, — говорю я Лёшке, — объясни толком, что за спешка? Что ты там, в «Роднике», брать собираешься?