Ироническая проза. Ч. 1

…Надо сказать, Зевс и сам прежде, в перерывах между вакханалиями, задумывался о Преемственности Власти — но не видел, кому реально можно передать Громы и Молнии власти. «Посейдон?… — думал он печально, — нет, не пойдёт: слишком тесно связан со Старыми Богами, да и Громовержец из него никакой: понятно, что хочет-то он, как лучше — да получается всегда, как всегда… А может, Харибду оставить вместо себя?… Нет, опять не то: с аппетитами Харибды никакой Эллады не хватит!… Всё, буквально всё норовит заглотить лысая Харибда, а всё одно — мало, мало… и как не лопнет?… Ну, не Вакха же, в конце концов, оставлять после себя… А — кого?»

Так что, предложение Сциллы относительно фигуры молодого и перспективного Аида пришлось, как нельзя, вовремя: едва разлепивший глаза, Зевс утвердил бывшего начальника Тёмного Царства в должности — и, объявив о своём уходе, ушёл. Вскоре о нём забыли.

…Воцарение Аида на вершине Олимпа прошло, вроде бы, и незаметно — а всё же, все как-то сразу почувствовали, что чем-то таким с вершины потянуло… Едва уловимый запах Царства Мёртвых проникал везде — и, как бы, давал понять, что эпоха Всеобщей Вакханалии осталась в прошлом. Что пришли новые времена…

Первым этот тонкий и чуть сладковатый аромат тления уловил Меркурий. В прошлом, один их постоянных сотрапезников Зевса, он очень любил, приняв участие в очередной Вакханалии, с утра пораньше облететь всю Античную Элладу, да поведать в красках и вольным гражданам, и рабам о том, что было, и чего не было на Олимпе. Рассказы Меркурия были столь фантастичны, трагикомичны и эротичны, что не все в них верили — но послушать любили все… Зная об этом, Аид, первым делом, пригласил Меркурия к себе — потолковать с глазу на глаз…

Позже на Олимпе шептались, что входил Меркурий к Аиду весёлым и разбитным малым — а вышел задумчивым и строгим, с изрядно подрезанными крыльями на сандалиях. А Аид, сказывали, сидел, рассеянно поглаживая по голове трёхголового своего пса Цербера — и, как ни в чём не бывало, напевал свою любимую песнь «Чуть помедленнее, Кони»…

С этого-то всё и началось: по пять раз на дню строгий и сдержанный Меркурий облетал всю Древнюю Элладу — и в сухих выражениях рассказывал вольным гражданам и рабам о новых инициативах Аида-Громовержца. Так, именно от него жители Древней Эллады узнали о том, что намедни, за чаркой амброзии, Аид добрым словом помянул старого бога Кроноса, побеждённого когда-то Зевсом. Вернее, не то, чтобы так уж помянул добрым словом — а выразился в том духе, что, конечно же, пожирал Крон своих детей — но при этом, был он «эффективным громовержцем», и вообще — необходимо сохранять преемственность от Старых Богов, хоть они и были ложными…

Это известие вызвало бурное обсуждение среди древних греков — свободных граждан Античной эллады и рабов: если у первых оно вызвало, мягко говоря, недоумение, то рабы, а также — самые древние среди древних греков, встретили заявление Аида-Громовержца овацией — и водрузили лавровые венки на все статуи Крона и Аида во всех, имевшихся в наличии, храмах.

Однако, Аид счёл, что чрезмерный интерес к Прошлому Богов среди смертных людей — суть, излишняя трата времени, ибо смертные люди — не Боги, и многого понять им просто не дано. Поэтому он повелел Апполону регулярно сопровождать Меркурия в его информационных вояжах над Элладой, и услаждать слух людей своим волшебным пением.

С той поры и повелось: собираются вольные граждане в амфитеатрах, прилетают к ним Апполон и Меркурий — Меркурий вкратце рассказывает о новых полезных инициативах Аида-Громовержца, а всё остальное время Апполон услаждает людей своим пением. Правда, с некоторого времени слаженный дуэт начал давать сбои: если сообщения Меркурия люди ещё как-то слушали в пол-уха, то располневший, лоснящийся Апполон стал их своим пением сильно раздражать. Апполон же, в отместку, завёл моду: регулярно, каждые полгода хватался за свой лук — и отстреливал молодых красавиц (метил он, почему-то, исключительно в юниц, прикрывавших свою наготу розовыми туниками). После этого, Апполон улетал в Палестину, лил там слёзы — и всё начиналось сначала…

Вернёмся, однако же, на Олимп, в чертоги Аида-Громовержца. Кто доложил ему о том, что его предшественника, Зевса, надоумила послать Тесея на усмирение Минотавра именно Сцилла, так и осталось неизвестным. Но хитрая Сцилла быстро поняла, что климат на Олимпе для неё стал не совсем подходящим, и поспешила убраться подальше от Аида, в сторону Туманного Альбиона, под покровительство своего старого друга — волшебника Мерлина…

А тем временем, и Тесей, разломавший большую часть Критского Лабиринта, но так и не поймавший Минотавра, усталый и измученный, возвращался в пределы Эллады… Его возвращение не сильно обрадовало Аида-Громовержца — можно сказать даже, что совсем не обрадовало: ведь поймал Тесей Минотавра или не поймал — вопрос другой, а за разрушенный Лабиринт он, всё равно, награду потребует… А награждать, кого бы то ни было, было совсем не в традициях Аида.