Ироническая проза. Ч. 1

Мишка был самым высоким парнем на факультете, да и внешностью выдался: широкоплечий блондин с простым и открытым русским лицом — этакий «парень-комсомолец с плаката» — лучшей кандидатуры на роль знаменосца на факультете было и не сыскать! Вот и таскал Мишка факультетское знамя все годы своей учёбы, с самого первого курса — и на 7-е ноября, и на 1-е мая, и на 9-е… Тяжеленное знамя из гробового тёмно-красного плюша, обшитое бахромой, с двумя кистями, прибитое к трёхметровой палке, украшенной навершьем — на вытянутых руках, по ноябрьскому первому морозцу, бодрым шагом. А сзади шли однокурсники.

Обычно, пока толпа — pardon, праздничная колонна — добиралась до главной площади областного центра, приходилось постоянно останавливаться в каких-то переулках, пережидать, пока пройдут и провезут свою «наглядную агитацию» другие колонны — и здесь-то дорогие однокурсники, как правило, и начинали «разговляться» дешёвой водочкой или портвешком. И каждый раз повторялся один и тот же диалог: среди однокурсников находилась сердобольная душа, которая, взглянув на Мишку, хитро подмигивала: иди, мол, Барсуков, сюда — врежь немного «для сугреву», прямо из ствола!… Но тут же чей-то голос осаживал с наигранной суровостью: «Те-те-те! Барсукову — ни грамма! Ему нельзя: он должен бодро пронести свою любимую бабу!» — и все начинали ржать. Под «любимой бабой» подразумевалось, естественно, факультетское знамя. Ржали, конечно же, беззлобно, но Мишке было обидно.

…В тот год, как обычно, за неделю до очередной, 72-й годовщины ВОСРы, Мишку Барсукова вызвал к себе замдекана факультета. Вызвал — и сказал:

- Значит так, Барсуков! В этом году, как всегда, Вы пойдёте во главе колонны факультета со знаменем. Сбор праздничной колонны — в 7.30 утра, но Вас я попрошу быть на полчаса раньше, ровно в семь часов, — и вдруг прибавил уже совершенно каким-то другим тоном: — Вы уж, голубчик, не подводите: скорее всего, это будет последняя демонстрация, больше уж их не будет, наверное… Сами ведь знаете: новые времена пришли…

Естественно, 7-го ноября 1990 года ровно в 7.00 часов Мишка явился на факультет, получил в руки своё привычное знамя. Потом стали собираться однокурсники, которым факультетская коменда, уже успевшая остограмиться, выдавала транспаранты, флажки и портреты членов Политбюро, прибитые к палкам. В 8.00 выдвинулись праздничной колонной; впереди — Мишка со своей «любимой бабой», за ним — однокурсники с «наглядной агитацией» в руках и пузырями под полой пальто. Как всегда, застревали в переулках, пропуская вперёд колонны трудящихся (в сысысысэре даже на демонстрациях были очереди!) — и, как всегда, во время одной из таких задержек кто-то предложил Мишке рвануть из ствола «для сугреву».

И тут в Мишкиной голове что-то щёлкнуло, сорвался какой-то рычажок или пружинка. «Какого чёрта?! — вдруг подумал Мишка, — в самом деле, какого чёрта?! Чего я боюсь? Кому и чем я здесь обязан?» — и, решительно сделав шаг к предлагавшему, Мишка протянул свободную от знамени руку:

- Давай! — и сделал добрый глоток из услужливо протянутой бутылки.

Однокурсники одобрительно загудели; кто-то уже тянул к Мишке руку:

- Ты это, Барсук… давай-ка, закуси! Плавленный сырок «Дружба»!…

Мишка закусил — и вновь протянул руку за бутылкой. В бутылке плескалось тёмное непрозрачное термоядерное пойло под названием «креплёный портвейн».

- Ух ты! Разошёлся Барсук!… - гудели однокурсники, — а ты… это… свою любимую женщину-то теперь нормально дотащишь?

- А то! — небрежно отвечал Мишка, — чего ей, матрёшке плюшевой, сделается? — и, действительно, гордо зашагал вперёд, неся факультетское знамя на вытянутых руках, ибо в этот момент настала очередь демонстрировать единство с партией студенческим колоннам, и была дана команда начинать движение.

По площади, на которой на трибуне выстроились партийно-номенклатурные «шишки», колонна во главе с Барсуковым прошла безо всяких приключений: традиционно поорали «ура-а-а!» в ответ на торжественно-бодрые вопли из репродуктора, свернули с площади на улицу имени лётчика-героя Валерия Чкалова, и… Я говорил, что в Мишкиной голове сорвался какой-то предохранительный рычажок — потому что, вместо того, чтобы присоединиться к старосте и комсоргу, которые стали собирать «наглядную агитацию» с тем, чтобы пойти и сдать её факультетской коменде, Мишка вдруг решил идти вместе со всеми в общагу.

Может быть, если бы комсорг или староста его окликнули, или если бы кто-нибудь спросил его, не хочет ли он пойти и сдать знамя, всё случилось бы по другому — но никто его не окликнул и ни о чём не спросил. И Мишка Барсуков отправился «праздновать» в компании однокурсников прямо со знаменем…