Когда через полчаса после вызова к лауреату Сталинской премии приехала «скорая помощь», лицо композитора было спокойным, как будто он наконец услышал долгожданное звучание ангельской симфонии. На пюпитре остались лист новой бумаги с карандашным эскизом последнего номера и неотправленное письмо, остро отточенные карандаши в металлическом пенале и ластик. Все очень аккуратно. Как будто человек — педант.
На следующий день Евгений получил телеграмму о смерти отца. Самое ужасное, что к отцу, даже мертвому, нельзя было попасть, потому что корабль затерт льдами. Его пытались снять гидросамолетом, но ничего не получилось. Самолет не смог приземлиться на льдину. Исаака Дунаевского уносили в бесконечный космос одного, каким он пришел в этот мир.
Композитора хоронили «как полагается». То, что на похоронах отца не было Евгения, заметила «вся Москва». Люди поспешили сделать «выводы». Сам Евгений попал в Москву только через две недели после его смерти. Отсюда и пошел слушок о том, что, раз сына на похоронах нет, где-то на Севере срок отбывает. От кого-то Евгений слышал версию, будто его расстреляли. С тех пор он так и жил под этой сплетней до конца своих дней.
Исаака Дунаевского хоронили, как короля маршей, императора вальсов. Вся выстраданная пышность эпохи собралась воедино, чтобы оплакать увядание музыки. Исаака Осиповича похоронили на Новодевичьем кладбище, недалеко от могилы Михаила Булгакова, с которым они некогда задумывали писать оперу. Точку в своем романе Булгаков поставил раньше.
Евгений Исаакович хотел достойно увековечить память отца. Обратился к своему студенческому товарищу по Суриковскому училищу Эрнсту Неизвестному. Лучшего выбора он сделать не мог. Эрнст согласился делать памятник Исааку Дунаевскому и даже приступил к подготовке проекта. Но из этой затеи ничего не вышло. Судьба распорядилась по-другому. Музыкальные власти, в данном случае Союз композиторов, воспротивились. Похороны композитора уже пропустили через формальные шлюзы казенного ведомства заботы и милосердия — и вмешиваться в эту заботу кто-то третий уже не смел. Даже сын. На это могли очень серьезно обидеться.
Могила композитора на Новодевичьем кладбище в Москве. Современный вид
Надгробный памятник великому композитору заказали аспирантке художественного вуза. Эрнст Неизвестный не стал автором могильного памятника Дунаевскому. Хотя классным портным надгробных каменных одеяний он все же сделался. К нему обращались многие родные умерших с просьбой сделать памятник на великую могилу. А в середине 1950-х он только начинал входить в моду, и кто мог знать, что эти надгробные памятники станут для «массового потребителя искусства» известнее многих других его работ…
«Большой концерт» Исаака Дунаевского закончился. Композитор навсегда вошел в историю того государства, которому служил и в жилы которого вливал музыку. Он многое сделал для страны, и она постаралась отплатить ему тем же. Государство создало миф о смеющемся композиторе. Столько смеха, сколько проливалось с картин Григория Александрова в глаза и уши зрителей великой империи СССР, не выливалось никогда.
После смерти автора этой музыки мир оглох, стал уˊже, меньше. В памяти людей Исаак Осипович навсегда остался смеющимся и улыбающимся, хотя он умел плакать. Но его слезы кто-то незаметно для окружающих утер, стер, сделал память о них тонкой и прозрачной, ограниченной узким кругом самых ближайших родственников.
В 1961 году — к его минувшему юбилею — выпустили первый большой том «Выступления, статьи, письма, воспоминания» И. О. Дунаевского (М.: Советский композитор, 1961), где высказывались все, кто знал, дружил, не любил, но делал вид, что любит, просто поднимал руку и т. д., но кто сходился на том, что это Мастер. Старые счеты были забыты. Бывший друг и недруг Гриша Александров написал официально теплую статью «Как мы работали над „Веселыми ребятами“». Любовь Орлова сделала то же самое. Книгу открывала парадная, как лестница Зимнего дворца, статья Дмитрия Шостаковича. Все было помпезно, с золотом и рецидивами памяти. Самыми ценными оказались воспоминания старшего брата Бориса об их детстве: полные непередаваемого местечкового юмора, очень точные и цепкие по мысли. Редактор причесала воспоминания, в результате от них осталось что-то очень заурядное. А оригинал рукописи вообще куда-то затерялся.
…Можайское шоссе переименовали в Кутузовское. Жена Исаака Осиповича, Бобочка, Зинаида Сергеевна умерла в 1979 году после тяжелой продолжительной болезни. Постоянные нервные стрессы подкосили ее здоровье. Последние 12 лет она была без движения, сохраняя при этом поразительную ясность ума. Все письма Исаака Осиповича вдова хранила при себе.
В 1950-х годах Евгений Исаакович еще эпизодически встречался с друзьями отца. Приезжал по делам к Черкасову, хотя дружеских отношений у них не было. Как-то встретился с Любовью Петровной на даче:
— Здрасьте, Любовь Петровна!
— Здрасте. Ну, давайте пройдемся.