Исаакские саги

— И разрешена. Это главное. Армия сегодня — это ужас. Там же убьют и без всякой войны. Ни за понюшку, как говорится, табака. Не убьют тело — так душу… в какой-нибудь Чечне.

— Ему ж лечиться надо!

— Понял, понял, Борис Исаакович. Мы должны вам и вашему Кардиологу?…

— Его лечить надо! Наблюдать. Выяснять, что с ним. А вы: должны… армия… О чем вы?

— Понял, понял. Основной вопрос… А лечение потом. Еще поговорим. Спасибо, Борис Исаакович. Основной вопрос решен…

И папа Волкова Саши пошел от Иссакыча уверенной походкой человека, отхватившего свой кусок удачи во времена посткоммунистического переустройства жизни.

Гонорар навыворот

— Спасибо вам большое, Борис Исаакович. Значит категорически… Вы с полной уверенностью утверждаете, что у меня ничего нет?

— Господи Боже мой! Да, конечно же, нет! С чего вы взяли? Нет никаких оснований для беспокойства. Это, как говорится, с потолка…

— Видите ли, Борис Исаакович… Мне очень стыдно… Ну, да ладно… Сколько же я вам должен?

— Да ничего вы не должны. Во-первых, может быть, и, к сожалению, но я сформировался, как врач в эпоху агрессивного социализма и не могу пока привыкнуть к нынешнему зарождающемуся базарному капитализму.

— Вы не цените свой труд.

— Не мы не ценили наш труд и нас приучили к этому.

— Не ценить свою работу и есть основа халтуры.

— А что только в медицине? А во-вторых, друг мой любезный, я ничего не сделал, ни от чего не вылечил. Какая ж работа?

— Мы ученые считаем, что отрицательный результат тоже результат. Вы закончили сегодня свою работу?

— Да. Ухожу сейчас.

— Вы мне так симпатичны… Если не возражаете, может, пообедаем? У вас есть время сейчас?

Борис Исаакович посмотрел на часы и, пожалуй, хоть и нехотя, но согласился. Это столь часто предлагают и Иссакыч всегда говорил: Ну, с какой стати — я и так потратил на него время, а мне сидеть тратить еще свое время на еду с чужим человеком.

В данном случае он, по-видимому, поддался предложению этого, безусловно, интеллигентного человека. Согласился.

Они пришли в ресторан, и сей интеллигентный человек, пока ожидали заказанное, снова начал:

— Напрасно вы денег не берете. Я же к вам не по закону, а по просьбе общего приятеля. И знаете ли, как-то мне сказал один доктор в Питере: медицина наука не точная, а потому деньги вперед.

Они посмеялись, и Борис Исаакович тоже решил выступить с шуткой на ту же тему.

— А мне как-то, скорее всего другой питерский доктор сказал: никогда не ешь у пациента это вредно отражается на гонораре.

— От гонорара вы все равно отказались…

Тут-то им и принесли первый графинчик и, не дожидаясь закуски, первую рюмочку они сразу же пропустили.

Хитрый пациент, видно пригласил доктора не без задней мысли. Надо было ему, наверное, поплакаться кому-то в жилетку. Он попросил разрешения рассказать свою медицинскую историю.

— …Как вы говорите — анамнез, историю болезни.

Уже начатая водка сделала свое дело: доктор вздохнул и приготовился слушать. Наверное, не только из-за гонорара не стоит обедать с пациентом.

Начну, пожалуй, издалека. Потерпите? — На этот раз согласия собеседника он уже и не ждал. — Я не был мальчиком болезненным, но с самого младенчества был безмерно мнительным. Не помню — возможно, мама тряслась надо мною больше, чем надо; а может так сложился мой генетический рисунок. Во всяком случае, в том возрасте, когда я, более или менее, стал что-то соображать и воспринимать мир относительно разумно, мама стала отрицать свою вину, а всё стала пенять на генетический код. Впрочем, слов таких в те времена, когда правили наукой Лысенко и Сталин, она не знала, и просто, если я начинал на что-то жаловаться и метаться в поисках рака в своем организма, называла меня сумасшедшим. Однако я страдал и время от времени подозревал, а то и того хлеще — обнаруживал в себе рак или саркому, мама, отплевываясь и чертыхаясь, вела меня к очередному врачу, благо ей было это несложно, так как работала в больничной лаборатории. Конечно, еще проще было бы делать мне анализы самой, но разве я поверю — ведь, нет пророка в своем отчестве. Дело маминых рук для меня ничего не подтверждало и не отрицало в моих болезненных мозгах.

Принесли закуску и они выпили еще по одной. Закуску, видно, несостоявшийся больной решил взять на весь предполагаемый им гонорар. Выпили, и Борис Исаакович изобразил еще большую готовность слушать.

— Так или иначе, я мучил сначала свою маму, а потом и моих друзей. Порой только начинался у меня роман, а то уже и в разгаре его при какой-нибудь прихотливой позе, понадобившейся мне и моей партнерше, я вдруг чувствовал где-то какое-то неудобство, а то и покалывание, или нечто тянущее, что-то мне мешающее — я прекращал свою забаву в страхе от явно, с моей точки зрения, проявившегося в этот момент симптома давно угрожающего мне рака. А какая же любовь при страхе! Наверное, поэтому и девочки… Вернее настоящие мужские отношения с девочками… Нет. Даже только ещё вожделения у меня были запоздалыми по сравнению с моими однополчанами, то бишь одноклассниками. К девочкам меня подтолкнул… Впрочем, не так, по порядку.