Исчезнувшая

До Флориды было очень далеко, а вот Тиби-Айленд лежал всего милях в пятнадцати к юго-востоку. Я наложила толстый слой солнцезащитного крема, закинула рюкзак на спину и приготовилась к хорошей долгой прогулке пешком.

Меня никогда не перестанет удивлять и впечатлять доброта незнакомцев. Столько раз, когда я готова была сдаться, они совершали какие-то мелкие поступки, которые поддерживали меня.

В тот день я дважды теряла направление. Первый раз я остановилась на бензоколонке, чтобы уточнить названия улиц. Служитель взглянул на мой рюкзак и спросил:

— Пешком идешь?

Рассказав мне наилучший маршрут, он настоял, чтобы я бесплатно взяла бутылку воды.

Второй раз, когда я тащилась по обочине Восьмидесятого шоссе, на противоположной стороне притормозила женщина в желтом двухместном кабриолете.

— Тебе куда? — крикнула она мне через дорогу.

Так что к коттеджу на Тиби-Бич я подъехала с шиком, на пассажирском сиденье кабриолета, а радио орало рок-н-ролл.

— Ну, береги себя, — сказала женщина, когда я вылезала из машины. Я поблагодарила ее, а она добавила: — Что бы ни случилось, ты с этим справишься.

Должно быть, мое лицо сказало ей больше, чем язык.

Стоя на ярком солнце и стуча в дверь коттеджа, я ощутила накатившую волну летаргии. Что я здесь делаю? Я могла остаться, где была. Уолкер спит с Бернадеттой — ну и что? Разве это такое уж большое дело?

Дверь открыла мае. Она выглядела более замученной, чем в нашу последнюю встречу. Но обняла меня, как будто ожидала увидеть. Когда мы отстранились друг от друга, она сказала:

— Сегодня ему хуже. Вчера он казался гораздо сильнее. Даже произнес несколько слов. Но сегодня все опять плохо.

Она провела меня через кухню, мимо заставленного чашками и тарелками стола в папину комнату. Он лежал лицом к стене, но его рука с по-прежнему подсоединенной к ней капельницей показалась мне более тонкой и хрупкой.

Я почувствовала, что кто-то смотрит на меня, и инстинктивно глянула влево, прямо в глаза Мэри Эллис Рут. Она сидела на стуле в ногах его кровати с раскрытым журналом на коленях. Ее темные глаза поблескивали.

Когда мы не поздоровались, мае сказала:

— Мэри Эллис приехала вчера. Она читала Рафаэлю, стараясь держать его в курсе каких-то исследований.

Мне хотелось убежать. Вместо этого я подошла к Рут поближе, старательно блокируя свои мысли и не отрывая своих глаз от ее. Блик в ее левом глазу, казалось, сжался, мигнул.

— Разве тебе не полагается быть в школе? — поинтересовалась Рут елейным, несмотря на хриплость, голосом.

— У меня каникулы.

Огонек в ее глазу снова шевельнулся, достаточно, чтобы я перестала сомневаться.

— У тебя голодный вид, Ариэлла. — Теплый и ласковый голос мае. — Поди глянь, что есть в холодильнике.

Я не хотела оставлять Рут с отцом одну. Но мне надо было поговорить с мае, и я вышла. На кухне я взяла ее за руку и протащила через прихожую в маленькую ванную. И закрыла дверь.

— Мы должны позвонить Дашай. Она поможет нам с этим справиться. Думаю, это из-за Рут папа заболел.

У мае округлились глаза. Они были усталые, но подозрительного отблеска я не увидела.

— Пожалуйста, мае. Позвони ей сейчас и попроси приехать. Скажи, ее здесь ждет саса.

— Ариэлла, о чем ты говоришь?

— Я уверена, — сказала я, хотя уверена не была. — Пожалуйста!

Она заглянула мне в лицо, в глаза, и покачала головой. Потом сказала:

— Ну хорошо.

Когда мама ушла к себе в комнату звонить, я вернулась на свое место у папиной постели. Он по-прежнему лежал лицом к стене, и Рут явно не шевелилась. Казалось, она читает лежащий у нее на коленях журнал. Я пододвинула стул между нею и папой и уселась.

— Помните ту таблетку, которую я вам давала на анализ? Которая называлась «В»?

— И что?

— Вы здорово ошиблись. Это не сахарная пустышка.

Огонек в ее левом глазу сделался ярче.

— Ты мне говоришь, что было в той таблетке?

— Да, вам, — сказала я, гадая, что это я пытаюсь ей сказать и почему у меня так разбегаются мысли. Я помотала головой и стиснула виски ладонями. В голове раздавалось какое-то жужжание.

Вошла мае и положила мне руки на плечи.

— Ты устала, — мягко произнесла она. — Иди перекуси, а потом поспи в моей кровати. Я останусь здесь и составлю Мэри Эллис компанию.

Уверенность в ее голосе сказала мне, что она поговорила с Дашай. Я без лишних слов покинула комнату.

Ее постель пахла лавандой и ромашкой, и хлопчатобумажные простыни от долгого употребления стали мягкие, как фланель. Я заснула, едва успев скинуть туфли.

Кто-то стоял в дверном проеме спальни и смотрел, как я сплю.

— Мама? — услышала я собственный голос. Насколько мне известно, раньше я это слово никогда не употребляла. Возможно, младенцем я произносила его в надежде, что та, которую я никогда не видела, вдруг неожиданно проявит себя, откликнется.

— Нет, не мама.

Глаза открылись. На краю постели сидела Дашай, пристально глядя на меня карими глазами. Обеими руками она погладила меня по лбу и откинула мне назад волосы.

— С тобой все в порядке. Сердце, похоже, разбито. Первый раз больнее всего.

Она убрала руки и выпрямилась.