Похоже, больше всего их взбесило то, что она якобы собиралась бросить Анну. Бред какой-то: народ взбудоражило единственное преступление, в котором она виновна не была. Наряду с горем и чувством вины в душе у Джулии вызревала обида. На нее много что можно было повесить, только не это.
Единственной ложью они не ограничились. По мере того как Джулия листала страницы браузера, всплыла еще одна: о любовниках. Большая часть газет избегала публиковать подобное, но одна, то ли самая наглая, то ли особенно уверенная в своих адвокатах, тиснула-таки «разоблачительную» статью. Новость мгновенно разнеслась по «Твиттеру», уже с новым хэш-тегом, ставшим даже более популярным, чем все предыдущие:
Это было уже чересчур. Джулия захлопнула крышку ноутбука. Взгляд уперся в картину, висевшую над камином. Пейзаж маслом: золотой пляж под ярко-голубыми, бездонными корнуэльскими небесами. Один из тех, которые сотнями продаются в местных художественных салонах. Живописцу не хватало ни мастерства, ни воображения, однако ему удалось поймать какую-то глубинную сущность тамошнего морского побережья. Пусть даже ваши воспоминания далеки от истины, именно так вы потом вспоминаете о своем отпуске, сидя зимой в унылом офисе и слушая коллег, бормочущих по телефонам, или стук пальцев по клавиатурам. В этот момент летний отдых на море представляется вам совершенно так же, как на этой картине: сплошные золото и лазурь, безупречные, бесконечно манящие.
Как бы ей хотелось сейчас попасть туда. Поваляться на теплом песке, затем окунуться в свежие морские волны и так до бесконечности, пока ее тело окончательно не растворится во всем этом. И никогда не вернется к нынешней буре.
Интересно, что она сама думала прежде, слыша подобные истории, следя за телерепортажами и читая статьи в Интернете? Не чувствовала ли злорадного ликования при виде чужих страданий, вместе с тем осуждая наглых журналюг, беспардонно вываливающих на всеобщее обозрение грязное белье во имя обогащения жадных издателей?
Да, может быть, и чувствовала. Но не ощущала себя соучастницей, поскольку не покупала их мерзкие листки и не подписывалась на их поганые веб-сайты. То есть вроде бы не спонсировала их, но все же почитывала выложенный в свободный доступ контент, а ее клики и бездумные комментарии добавляли ему веса, возбуждая общественный интерес. Точнее – общественное любопытство. Которое и было
А теперь Джулия угодила в самую середку. Столкнулась лицом к лицу со злобным морализаторством, превратившим мать пропавшей дочери в преступницу. Отвратительная современная версия публичного побития камнями. Люди жаждут жареных фактов, и преступная, безалаберная, распутная мать им как нельзя кстати. Что может быть лучше страдающей матери? Только страдающая мать-шлюха, разрушительница семейного очага.
Хотя Джулия такой не была.
Не было у нее никаких любовников, дочь бросать она тоже не собиралась. И что с того? Это же игра! Где ложь-то? Хотела она развестись? Хотела. Прибавим еще явную нерадивость – и готов враг общества номер один.
Но откуда все-таки они узнали? О двух ее самых больших неудачах в жизни: утрате дочери и несостоятельности как жены? Есть только одно объяснение. Единственный человек, который мог все рассказать, хотя зачем ему это понадобилось, Джулия не понимала.
Она положила ноутбук на сосновую кухонную стойку и потопала вверх по лестнице. Настало время – им с мужем нужно было поговорить.
В их бывшей гостевой комнате ощутимо воняло. По спертому воздуху и неподвижности тела на постели Джулия догадалась, что Брайан спит. На рассвете она слышала, как в кухне звякнуло стекло и хлопнула дверца шкафчика. Спустившись вниз, обнаружила в раковине пустой стакан, на ободке которого остался липкий след его губ, след дешевого бурбона. Джулии стало противно.
Неудивительно, что он заснул. Сон, пусть даже пьяный, стал для них обоих великой драгоценностью, но ждать, пока муж проснется, Джулия не могла. Успеет еще отдохнуть. У него будет вагон времени.
– Брайан! – позвала она. – Брайан, проснись!
Он не пошевелился. Нога, бледная и худая, свешивалась с края кровати. Внезапно ее затопила волна сожаления. Не из-за дочери, а из-за того, что случилось между ней и Брайаном. Сожаление о неудавшемся браке, о той жизни, которую они собирались прожить вместе. Она не могла понять, как они дошли до такого, как допустили, чтобы все закончилось так печально. Единственное объяснение, которое вертелось в ее в голове: за годы, прошедшие после их первой встречи, оба они выросли, но вместо того чтобы срастись воедино, разъединились. Как бы там ни было, они стали новыми людьми, совершенно не подходящими друг к другу.
– Брайан! Вставай!
От резкого окрика тот заворочался, неразборчиво забормотал. Что-то вроде: «Убирайся, оставь меня в покое».
– Брайан, нам надо поговорить.