Федотов двинулся в сторону строительной площадки. Навстречу ему уже торопились люди. Соломатина украдкой посмотрела ему вслед – хромота и трость, казалось, ему совершенно не мешали. «Интересно, он женат?» – подумала Соломатина, и страх охватил ее. То, что Федотов окажется связанным по рукам и ногам брачными узами, будет для нее еще одним ужасным огорчением. «Никто о нем не будет заботиться так, как я!» – подумала она. И эта мысль ее ужаснула – ведь точно так же она когда-то думала об Антоне. Но еще страшнее было то, что она вообще подумала об этом. Как же ей сейчас плохо и одиноко, если она спасается воспоминаниями и надеждами, ни на чем не основанными. Как можно вообразить и надеяться, что через десять лет между ними, которые не виделись с тех пор, не созванивались, вообще ничего не знали друг о друге, может что-то быть. Соломатина смотрела на воду, на белый отель на другом берегу и пыталась понять, насколько она запуталась в этой жизни. Она понимала, что вот уже долгое время, пытаясь навести порядок в жизни, только больше запутывается, страдает, пытается подогнать под себя Антона, ситуацию, обстоятельства, но из этого ничего не выходит. «И тут еще Федотов. Почему я решила, что он – спасательный круг?» – спрашивала она себя.
Судьба бывает жестокой, своенравной, бывает очень мудрой. Сейчас судьба дала Соломатиной время. Время подумать, время понаблюдать, время на что-то решиться. И не находись Соломатина в таком расстройстве, она бы все эти намеки судьбы приняла во внимание. Но…
Федотов вернулся, когда уже стало смеркаться, а Соломатина испугалась, что ее бросили здесь на произвол судьбы.
«А я идиотка, меня завезли невесть куда, сказали ждать, и я, как дура, жду!» – отругала она себя, но в этот момент раздался голос Федотова:
– Заждалась?
– И заждалась, и замерзла, – кивнула Инна, – вообще, оставил меня тут…
– Во-первых, надевай мою куртку. Во-вторых, поверь, там бы ты испачкалась, и устала, и наслушалась дурных слов.
– Можно подумать, я их не знаю.
– Знаешь? – Федотов сделал круглые глаза. – Помнится, ты была такой воспитанной, вежливой.
– Это когда было.
– Да не так давно, – пожал плечами Олег, – я бы сказал, совсем недавно.
– Знаешь, а мне кажется, что давно. Наверное, потому что много всяких событий произошло за это время.
– Ты счастливый человек, наверное, – ухмыльнулся Федотов, а Соломатина опять узнала в нем того мальчика из прошлого.
– Отчего же ты так думаешь?
– Заметил, что счастливыми считают себя те, у кого что-то в жизни происходит. Ну, понятно, трагические случаи не в счет.
– Да? – задумалась Инна. Она вдруг вспомнила, что Аня Кулько всегда нервничала, когда в жизни Инны что-то происходило. Аня так переживала, словно жизнь как-то обходила ее стороной.
– Мне так кажется.
– А ты сам счастливый человек?
– Да, безусловно, – рассмеялся Федотов, а у Соломатиной защемило сердце. Зачем она здесь тогда со своими переживаниями, если Федотов и без нее счастлив.
А Федотов тем временем продолжил:
– У меня каждую минуту что-то происходит. Вот, например, чуть стена не обвалилась. Но вовремя спохватились.
– Это работа, но работа – это же не жизнь.
– Как сказать. Для меня это большая часть жизни, – серьезно ответил Федотов.
Он сидел рядом с Инной, больная нога его была вытянута и выглядела неживой. Соломатина, задержав взгляд, вспомнила слова врача: «Это у парня на всю жизнь. В лучшем случае трость, в худшем – костыли». «Интересно, этот лучший случай – это здоровый организм или его, Олега, заслуга? Он же упрямый, упертый», – сейчас подумала она.
– Не болит. Даже к дождю. Иногда забываю про нее. Как будто так и надо. А трость… Трость – это круто. Есть такие красивые… У меня же целая коллекция. Как галстуков. Я галстуки люблю. Хорошие, дорогие.
Соломатина задохнулась:
– Олег, я же не… Я же… не потому посмотрела!
Инна прикоснулась к его плечу, а он обнял ее.
– Да все нормально. Я серьезно. Я живу, словно бы ничего не произошло. Тяжело только, что все пытаются помочь, подсобить. А я сам кому угодно помогу.
– Ты – молодец!
Соломатину затопила нежность. Он такой сильный, такой мужественный, такой… Вот такого надо любить и жалеть. Но жалеть не как сиделка, а жалеть, как любящий человек. Потому что жалеть нужно тех, кто сам борется. А не тех, кто живет за счет жалости. Соломатина вспомнила Антона, характер которого тоже требовал освоенного подхода.
– Ладно, вставай, а то простудишься, – скомандовал Федотов, сам быстро поднялся и дал Инне руку. – Вон уже за нами едут.
В машине-вездеходе было тепло, водитель оживленно доложил:
– А стол ваш ждет. Все готово.
– Акулина молодец.
– Накроют на несколько человек. – Водитель осторожно покосился на Инну.
– Ну да, это нормально. Я со стройки дозвонился, хотя плохо слышно было. Кое-что обсудить надо.
Соломатина молчала, смотрела на уже темные окрестности и думала о только что случившемся разговоре.
Ехали они недолго, остановились перед большим домом с вывеской «Бар Акула».
– Так вот, какая это Акулина, – улыбнулась Инна.