Ищи меня за облаками

– Вот ваши документы. Думаю, вы сами решите, как вам поступить. На всякий случай я поговорила с одним из наших сотрудников, если будут вакансии, мы вам сообщим, – сказала Инна и добавила: – Я вот вчера впервые поднялась в воздух на маленьком самолете. И даже смогла развернуться в воздухе. Должна сказать, это дорогого стоит.

Лена улыбнулась:

– Ну, все. Добро пожаловать в наш клуб. Ведь с полетам как? Либо сразу «нет», либо «да» на всю жизнь.

И Соломатина действительно попала в клуб. Теперь ее жизнь была поделена на две части – работу и полеты. В свои выходные Инна просыпалась очень рано и уже к восьми была на аэродроме. Что характерно, само пробуждение и дорога были сопряжены с дурным настроением. Соломатина искала тысячу причин, чтобы не вылезти из постели и не выехать из дома. За этим стоял страх. Самый обычный страх нового. Через силу, ругаясь на себя страшными словами, Инна ехала навстречу небу. Настроение менялось, когда она входила в ангар. Обычно там уже были пилоты. Они пили кофе, трепались и составляли маршрут для учеников продвинутых. Инна шла вдоль кромки поля, мимо самолетиков, мимо неизменной собаки. (Инна даже удивлялась, что пес не бегает по округе, а дежурит у рычащих и пахнущих соляркой самолетов.) Когда Инна входила, она уже не помнила о страхе, на смену ему приходило радостное возбуждение. Когда же Соломатина садилась в самолет, у нее привычно холодели руки, но сердце радостно екало. Как она себя чувствовала в воздухе, она бы не смогла описать – столько разных и не похожих друг на друга настроений сменяли друг друга. Это была радость нового навыка. Это было веселье – она чувствовала себя совершенной девчонкой. Иногда она успевала удивиться необъятности неба, его высоте и чистому цвету. Облака были связаны с грустью – их дымчатые ходы и тоннели напоминали лабиринты жизни, кто знает, что там за следующим поворотом. Учебный полет длится недолго, но за это время Инна успевала прожить всю эту гамму чувств. И наверное, поэтому приземлялась она и выходила из самолета иным человеком – впечатления и переживания, помноженные на стресс, способствовали внутренним переменам. «Но если это станет привычкой, как бывает в любом занятии и в любой профессии? Что происходит с людьми, и как не уронить эту внутреннюю планку самоощущений?» Эти и другие, похожие, вопросы задавала себе Соломатина.

На работе узнали про ее новое хобби, и рейтинг Соломатиной взлетел. Удивительное дело, в организации, где вообще никого нельзя удивить полетами, новичок из «наземных», вызывал справедливое чувство уважения.

– Получать лицензию пилота будете? Или так, просто… – через несколько месяцев поинтересовался ее начальник.

Соломатина хотела ответить, что так, просто. Что летать ей нравится, потому что очень важно уважать себя. А уважение приходит, если ты справишься со своими сомнениями и капризами.

– Я пока не знаю. У меня посадка плохо получается. Я летаю для себя, для собственного удовольствия.

– А, – протянул начальник, а Соломатина вдруг задумалась.

Она вдруг вспомнила, что еще совсем недавно злилась, истерила и ругалась с Антоном. Это было совсем недавно, а теперь ее не трогают его звонки, попытки объясниться, рассказать, почему он опять встречается с Аней Кулько. Соломатина обнаружила, что то истеричное состояние, в котором она прибыла в Озерск, прошло без следа. Ей некогда было анализировать чужие поступки, а чужие капризы стали ей совершенно неинтересны. Соломатина еще вспомнила, что неизбежные конфликты с родителями не вызывают у нее больше гнева. Все недоразумения она терпеливо и спокойно разруливала. Но самое главное, личная жизнь больше не является чем-то, что вызывает беспокойство, чем-то, о чем надо беспокоиться и сокрушаться. Соломатина задумалась над тем, что ее жизнь за достаточно короткое время стала качественно иной. «Неужели только из-за того, что я научилась летать? Видимо, дело не в том, ЧТО ты делаешь, а в том, для ЧЕГО и КАК», – размышляла она.

Соломатина уже сама взлетала и сама могла посадить самолет, она уже не боялась крутых виражей и могла сказать, что зимний пейзаж и зимнее небо ей нравятся больше летних. Когда маленький самолетик взлетал, снег, облака, серый лес, казалось, были покрыты золотой пыльцой, и только синее небо было почти прозрачным. Именно зимой это пространство становилось невозможно громадным и при этом очень близким. То, что было скрыто летней зеленью, зимой обнажалось, становилось явным. Эта сочетаемость несочетаемого, близкое – далекое, приводила Соломатину в восторг. К тому же она чувствовала, что она сама творит это чудо – не окажись она здесь, на высоте, не увидала бы дальних деревень, куполов, строений, скрытых летом, и вообще просто земли, которая куда-то «сворачивает» у самого горизонта.