Ищущий убежища

Коронер неохотно поднялся со стула и направился к другой двери, ведущей из прихожей. Дверь открывалась в холл, занимавший все переднее пространство дома от пола до потолка. За залом, на верхнем уровне, располагались комната для отдыха, отдельные его с женой покои и спальни, подняться в которые можно было и по внешней лестнице с тыльной стороны дома. Здесь Матильда занималась рукоделием, здесь же Люсиль ухаживала за прической хозяйки. В небольшом дворике за домом находились несколько внешних пристроек, занимаемых двумя служанками, где готовилась еда, варилось пиво и стиралось белье.

Мэри подняла сапоги, покрытые толстым слоем налипшей болотной грязи.

– Я их заберу, помою и начищу. А вам, – игриво добавила она, – удачи!

Джон по-дружески взлохматил ей волосы. В прошлом между ними состоялось несколько оставшихся в тайне встреч в постели, но в последние несколько месяцев Мэри решительно отвергала его ухаживания, опасаясь, что, благодаря науськиванию ненавистной Люсиль хозяйка может что-то заподозрить.

Когда девушка исчезла в хозяйской части дома, Джон поднял щеколду из кованого железа на двери холла и со вздохом ступил в собственные жилые покои.

Комната была высокой, мрачноватой и холодной, несмотря на сильное пламя в похожем на пещеру камине, где лежали несколько толстых поленьев. Значительную часть голого теса, из которого были построены стены, покрывали тканые гобелены и флаги, но даже они производили тяжелое, гнетущее впечатление. В центре комнаты стоял длинный дубовый стол с двумя тяжелыми стульями у дальних концов и скамейками по бокам.

По обе стороны от очага располагались двойные деревянные сиденья с высокими спинками и боковыми стенками, позволяющими укрыться от сквозняка, а прямо перед камином стояла пара монашеских стульев с балдахинами, делавшими их похожими на ульи, – опять же, чтобы внутри можно было спрятаться от холода.

Джон шагал по устилавшему пол голому плитняку, – разумеется, Матильда не потерпела бы камыша, разостланного на утоптанной земле, считая, что так может быть «только у простолюдинов», – и до него доносились отражающиеся от высоких стен приглушенные голоса.

– Я вернулся, Матильда! – крикнул он.

Из-за спинки одного из стульев с балдахином показалось лицо.

– Вот-вот, вижу, вижу. Удивительно, что ты вообще решил заглянуть домой. За эту неделю я тебя при дневном свете еще ни разу не видела.

На квадратном лице жены постоянно сохранялось выражение презрительного недовольства, как будто она все время чувствовала неприятный запах. У некогда привлекательной, даже красивой женщины стали пробиваться усы; крупные мешки под голубыми глазами и лишняя кожа под линией челюсти свидетельствовали и о ленивом образе жизни, и о чересчур неумеренном аппетите. Ее тщательно завитые волосы были частично убраны под парчовый чепец, под стать которому была и плотная накидка, призванная согреть свою обладательницу в ноябрьский холод.

Джон приблизился к очагу и встал спиной к огню– и для того, чтобы прогреть отсыревший на конской спине зад бриджей, и для того, чтобы подчеркнуть, что в этом доме хозяин – он.

На него уставились две пары глаз.

– И как прошло сегодняшнее путешествие моего нового офицера в эту навозную кучу, которая называется Вайдкоум?

Сарказм всегда с легкостью слетал с тонких губ шурина, который сейчас занимал второй стул. Хотя он являлся братом Матильды, его лицо было столь же узким и длинным, как ее – широким, но глаза, холодные и голубые, были точь-в-точь, как у сестры.

– Добрый день, сэр шериф, хотя я не ваш офицер. Я подчиняюсь непосредственно королю, который меня и назначил.

Сэр Ричард де Ревелль вздохнул, и на его губах заиграла снисходительная улыбка, словно у родителя, потакающего капризам своенравного дитяти.

– Ну конечно, Джон, конечно же! Правда, вероятность того, что тебе когда-либо доведется отчитаться о своих подвигах перед нашим добрым королем – или даже увидеть его воочию, – ничтожно мала. Ко мне поступают из Франции заслуживающие доверия сведения о том, что он намерен никогда больше не ступать на английскую землю.

– Что, надо сказать, говорит о его благоразумии, – хмыкнула Матильда. – Будь на то моя воля, ни дня бы я больше не пробыла в этой жалкой дождливой стране, где полно саксев и корнуолльцев.

Однажды, в далекой молодости, она несколько месяцев провела у родственников в Нормандии, и с тех пор любила изображать роль мученицы, сосланной из Нормандии вопреки ее воле, хотя родилась она в Эксетере и почти всю жизнь прожила в Девоне.

Джон слышал подобные причитания бессчетное количество раз, но это отнюдь не уменьшало раздражения.

– Может быть, король и далеко от Винчестера или Лондона. Тем не менее он соверен этой страны, Ричард. А мы были и остаемся его подданными, где бы он ни находился.

Покровительственная улыбка не сошла с лица шерифа с тоненькими черными усиками и заостренной бородкой.