Ищущий убежища

– Ладно, муж мой, в первый и последний раз!

Глава девятая,

в которой Алан Фитцхай опознает

убитого крестоносца

В полдень в пятницу, на седьмой день ноября, через два дня после встречи коронера с шерифом, жалкая процессия поднялась по откидному мосту замка Ружмон и остановилась сразу за внутренними воротами. Трое солдат соскользнули с коней, и один из них, сержант, подойдя к четвертому коню, отвязал от луки седла веревку, другой конец которой был обвязан вокруг пояса Алана Фитцхая. Руки его были свободны, чтобы держать поводья, однако он сидел, привязанный к седлу, на самой плохой лошади, а потому о бегстве не могло быть и речи.

Впрочем, в том настроении раздраженного негодования, в котором пребывал Фитцхай, у него вряд ли могла родиться мысль о побеге. За время перехода из Лайма длиной в двадцать семь миль почти ни на минуту не прекращавшийся дождь притушил его вспыхнувшую ярость до медленно кипящего возмущения. Они остановились на ночлег на постоялом дворе «Плуг» в Хоунитоне, где сержант подозвал хозяина, и тот подтвердил, что Фитцхай и в самом деле останавливался в таверне несколько дней назад.

Фитцхай слез с коня на землю и огляделся по сторонам.

– Черт возьми, прошло три дня, и я снова в этом проклятом Эксетере, – удрученно вздохнул он.

Он истощил свой обширный запас ругательств и проклятий за первые пять миль путешествия из Лайма и впал в состояние сдержанной циничности, готовый безропотно принимать все ожидавшие его несчастья.

Сержант, закаленный солдат с тридцатилетней выслугой, симпатизировал Фитцхаю, в котором безошибочно распознал товарища по оружию. Во время перехода в Эксетер они много беседовали, и, хотя Фитцхай располагался на социальной лестнице на целый пролет выше сержанта, оба они принимали участие в военных кампаниях во Франции, и общие воспоминания быстро сблизили их. Из рассказа Фитцхая сержант узнал, что тот на прошлой неделе прибыл в Плимут, намереваясь наняться на местную войну, грозившую вот-вот разразиться в Бретани, но, как выяснилось, опоздал: корабли уже отчалили. Поэтому он возвращался назад, в Бридпорт, чтобы навестить некую женщину, после чего собирался отправиться в Саутгемптон и попытать счастья там.

– Идемте наверх, в кабинет коронера. Там наверняка найдется что-нибудь перекусить, да и эль там не переводится, насколько я знаю Гвина Полруанского, – предложил благородный сержант. – Ну, и де Вулф, конечно, захочет, чтобы вы опознали ремень и ножны покойника.

Когда они входили во внутренний двор замка, сержант отправил солдата уведомить шерифа об их прибытии. Второй солдат, сверкая пятками, помчался на Сент-Мартин-лейн, чтобы привести Джона.

Наверху, в кабинете коронера, Гвин признал в Фитцхае человека, которого он видел в Алкалоне. Он показал ему левантийской работы кожаные ножны, снятые с трупа в Вайдкоуме. Наемник согласился с тем, что ножны очень похожи на те, что были у мужчины в Хоунитоне, однако оба прекрасно знали, как много возвращающихся из Палестины крестоносцев привозят с собой мавританское боевое снаряжение.

Как и предсказывал сержант, Гвин выложил на стол хлеб и сыр и поставил кувшин с пивом. Трое воинов принялись за еду, обмениваясь боевыми байками, вспоминая свои и чужие подвиги и дожидаясь прихода коронера.

В углу на своем писарском стульчике примостился Томас де Пейн, на которого троица не обращала ни малейшего внимания, и с привычным потрясенным очарованием наблюдал, как присутствие мужественных воинов оживляет тусклую каморку. Алан Фитцхай о чем-то оживленно рассказывал; его подстриженная коричневая борода слиплась от дождя, густые и длинные усы шевелились, когда он жевал.

Минут через двадцать находившаяся в кабинете шумная компания вдруг резко умолкла. По лестнице вслед за шерифом поднимался коронер Джон. Сержант испуганно отскочил от стены и встал по стойке смирно, тайком стряхивая застрявшие в седой бороде крошки.

Де Ревелль обогнул трехногий стол и сел на грубую скамейку, оставив хозяина кабинета стоять. Томас тут же соскочил с табурета, готовый уступить место своему господину, но коронер подошел к краю стола и уселся на угол, скрестив ноги.

– Алан Фитцхай, сэр, как вы и приказывали, – твердым голосом доложил сержант. При всей неприязни к де Ревеллю шериф являлся его начальником, а посему и в обращении к нему следовало демонстрировать должное почтение.

– И где вы его обнаружили, сержант? – спросил коронер Джон.

Старый солдат дернул себя за ус:

– Да тут ничего сложного не было, сэр. Хозяин постоялого двора в Хоунитоне сказал нам, что он уехал, вроде как направлялся в сторону побережья, в Бридпорт. Вот и мы туда отправились, по дороге заглядывали во все таверны, примерно через час наткнулись на него, и вот он, Алан Фитцхай, перед вами.

– И, будь я проклят, ужасно разъяренный Алан Фитцхай, сэр шериф! – пробасил усатый наемник. – Я уже полдороги до Саутгемптона проехал, и тут меня хватают и волокут назад, да еще и привязывают к вшивой кобыле, как какого-то преступника.