Де Ревелль перевел взгляд на коронера и повел бровью. Джон понял, что хотел сказать шериф: разумеется, с Фитцхаем нельзя было обращаться, как с крестьянином или городским серфом. Он норманнского происхождения, в его жилах, по всей видимости, течет аристократическая кровь. Кроме того, он недавно вернулся из Крестового похода, а воины, сражавшиеся во имя Креста, пользуются популярностью в народе и заслуживают уважения. Во всяком случае, Фитцхай заслуживает того, чтобы с ним обращались как с равным, тем более что, по крайней мере, пока его обвинить не в чем.
Джон начал с извинений за тот способ, которым Фитцхая доставили в Эксетер, в значительной мере несправедливо переложив вину на сержанта, который якобы превысил полномочия, привязав Алана к седлу.
– Однако погибший был норманном и почти наверняка вернулся из Крестового похода, как и мы с вами, – продолжал он зычным голосом. – И я не сомневаюсь, что вы захотите помочь нам сделать все возможное, чтобы выяснить его имя и по-человечески предать его останки земле.
Фитцхай торжественно кивнул головой:
– Да, брату-солдату смерти никто не желает, – ну, разве только, если он по ту сторону наших копий.
– Так кто же этот человек? – без обиняков спросил Джон.
Фитцхай переводил взгляд с шерифа на коронера и обратно, не решаясь сделать последний шаг, неминуемо влекущий его в ситуацию, от которой ничего, кроме неприятностей, ждать не приходилось.
– Ну же! – рявкнул де Ревелль. – Какие такие нехорошие тайны вы хотите от нас скрыть?
Его реплика задела Фитцхая за живое.
– Ничего плохого тут нет, шериф – ответил он и затем, помолчав, добавил, слегка туманно: – Только лишняя болтовня никогда ни к чему доброму не приводит.
Шериф пригвоздил его взглядом:
– Ваше молчание может сослужить вам недобрую службу, Фитцхай. Если вы будете упрямиться и дальше, препятствуя закону, то ничего, кроме подозрения, у нас не вызовете.
Щеки наемника покрылись густым румянцем, но он продолжал гнуть свое.
– Почему это я должен копать яму, в которую сам же и угожу, сэр Джон? Я никакого отношения к его гибели не имею – потому-то я и отказался отвечать на докучливые вопросы вашего любопытного писаря. И вообще, если бы я не спас его жалкую шкуру, когда какие-то подонки напали на него за углом таверны, вы никогда бы обо мне и не услышали, разве не так?
Фитцхай задирался, вел себя агрессивно, однако Джон чувствовал его скрытую тревогу, в голосе рыцаря проскакивали испуганные интонации. По всей видимости, Фитцхаю доводилось слишком часто присутствовать при повешениях, и потому он не испытывал ни малейшей радости от перспективы участия в расследовании убийства. Джон понимал, что чувствует Алан, как понимал и то, что не должен обращать внимания на эти чувства.
Шериф же обладал меньшим терпением.
– Вы явно знаете больше, чем говорите. Либо вы расскажете нам все, что вам известно, либо проведете ночь в камере под моим замком. Итак, каково ваше решение?
Джон увидел, что Фитцхай слабеет, колеблется; в конце концов, как и следовало ожидать, он не выдержал:
– Ну ладно, я его и раньше где-то видал.
– Ради Святой Девы Марии, имя! – потребовал коронер.
Фитцхай вертел головой, глядя то на одно лицо, то на другое, каждый раз натыкаясь на каменные взгляды. Он капитулировал.
– Если описание совпадает, – скороговоркой выпалил он, – это был Хьюберт де Бонвилль.
Джон посмотрел на своего родственника, и оба, пораженные сказанным, на мгновение позабыли о взаимной неприязни.
– Де Бонвилль? Это не то семейство де Бонвилль, которое обитает недалеко от Тейвистока? – спросил коронер.
Де Ревелль был лучше подкован в географии норманнских семей в графстве:
– В Питер-Тейви, где старому Арнульфу де Бонвиллю принадлежит поместье, пожалованное ему де Редвером. Последнее, что я слышал о них, – это то, что старик болен, почти при смерти.
Джон устремил жесткий взгляд на Фитцхая:
– Насколько хорошо вы его знали? Вы с ним вместе были в Палестине?
Алан покачал головой, но промолчал.
Вдруг Гвин, хлопнув себя по лбу, вскочил с места, выныривая из обычного сердито-молчаливого состояния:
– Алан Фитцхай! Вспомнил, вспомнил, где я слышал это имя! У вас в Аскалоне были неприятности, после отступления от Иерусалима!
Ричард Львиное Сердце дважды приближался к Святому Городу на расстояние, с которого тот был виден, но так и не дошел до него. Было решено использовать расположенный на побережье Аскалон в качестве базы для оставшегося английского войска, поэтому в городе возвели фортификации, после чего король отбыл на корабле в Европу.
– Какие такие неприятности? – мгновенно насторожился шериф.
Джон ответил без малейшего промедления:
– Там начались всяческие скандалы и передряги. Король и Саладин обсуждали условия мирного договора, а тем временем двадцати тысячам солдат и рыцарей нечем было себя занять. Толпа солдат, томящихся от безделья. Лучшего рецепта для того, чтобы получить неприятности, не придумаешь.