Исихазм для современников

В таком состоянии ум не имеет никакого чувственного восприятия, кроме осознавания непроявляющегося Единого. Войдя в него созерцанием, он заканчивает его остановкой своей деятельности и покоем от всякого мысленного суждения. Он останавливается, не ощущая ничего другого, кроме изумления среди нетварной Божественной светлости.

Хотя ум и останавливается в мышлении, которое ограничено в своей деятельности, тем не менее он возводится к совершенному познанию благодатным нетварным светом, созерцая неподвижно пресущественную сокровенность Бога, единственно и единовидно просвещаясь от Него благодатным озарением. Эта остановка ума наступает после неприступного осияния света, истекающего из пресущественной Единицы. Это совершенное созерцание стремится к прекращению и остановке всех движений ума. Сверхъестественное и сокровенное тайное Единое безконечно и непостижимо для всякого ума и не допускает, чтобы ум при созерцании, очищаясь и получая благодатную Божественную помощь, уклонялся во что-либо иное, влекомый привязанностями или помыслами.

Природа ума – мышление. Мышление состоит в движении и изменении мыслей. Ум, утверждаясь в Боге, становится превыше мышления и мысленного движения, а также вне собственной природы. Мысли связаны с предметами тварного мира, а там, где предмет не мыслится, там мысли не рождаются и не возникают вовсе. Ощутив это мирное устроение и обретя Божественное благоволение, ум, при содействии Святого Духа, уходит от помышлений и восхищается в безвидное, безкачественное и простое устроение, входя очень скоро внутрь сердца преестественной силой Духа. Там он, ничего не помышляя, становится выше мышления. Став целиком простым, он восходит к созерцанию Бога и пребывает в состоянии, превышающем его собственную природу, так как находится выше мышления.

Необходимо, чтобы все, называемое тайным, проявлялось в чем-нибудь, иначе оно будет походить на несуществующее. Сокровенности Божией также присущи некоторые сущностные проявления в виде благодати и неотмирного света. Следуя за ними, ум осознает и ощущает Божественную сокровенность, восходя от постижения в Боге к непостижимому. Достигнув последнего, он осознает, что существует достоверно нечто, что ускользает от его собственного естественного постижения, превосходящее умственную и даже ангельскую способность постижения, как превысшее света, начало и конец всего, находящееся безконечно превыше всякой сущности. Это есть тайное Единое превыше ума, и из Него естественно проистекает способность постигать Божественное.

Ни слово, ни мысль не могут проникнуть в это умопостигаемое Единое, но ум в состоянии безгласно, в молчании свыше разумения, единовидно созерцать Тайное и радоваться о Нем, как об истинном начале бытия. Ибо тот, кто пользуется не молчанием, а речью, далек он высокого устроения ума, ибо оно состоит в достижении наивысшего в его деятельности, а наивысшее есть созерцание, совершающееся незримо и безмолвно. Ошибкой для ума будет здесь прекращение своего восхождения, вследствие ложного смирения, и удовлетворение лишь стяжанием молитвы, не имеющей высшей цели – обретения в безмолвии благодатного просвещения и обожения, благодаря созерцанию сокровенного Единого.

Когда ум незримо созерцает Верховную сокровенность, то просвещение созерцанием также незримо сходит оттуда на ум единовидным излиянием, увлекая ум среди молчания в глубину удивления и изумления. Оно становится для ума умным светом, осиянием Божественной Любовью и святым веселием. Источник свой оно имеет в Боге, откуда исходит всякое благое даяние при посредстве чистоты ума, ибо тайное внутреннейшее Единое Божество, высшее мысли, бывает видимо лишь в единовидном нетварном свете, преисполняющем созерцание ума.

Ясное и единовидное созерцание ума в Боге, устремляясь к Божественной сокровенности и свету, сияющему из нее, восприяв Божественное озарение, требует молчания не только уст, но и ума. Ибо иное дело – созерцательное устроение ума, а иное – расположение его к размышлению о созерцаемом. Если он может в отношении любого предмета найти множество мыслей, то, при обращении к Божественной сокровенности, он, освещаясь простотою Божественного света, вовсе не может размышлять, начиная действовать в благодати единовидным осознанием созерцаемого. Ибо единственная Божественная простота уклоняется от любого мысленного обдумывания, и Ее сокровенность не допускает, чтобы созерцающий ум уклонялся в мысленные или словесные представления. Именно вследствие этого, человек, поднявшийся до Божественной сокровенности, естественно соблюдает молчание и устами и умом.