Искатель. 1964. Выпуск №2

— Ну что же, если вас это так заинтересовало, я расскажу вам о Красном, — сказал Пирсон, когда мы встретились после его возвращения из Джелу. — Конечно, более подробные сведения вы могли бы почерпнуть из работ Ивэна Сэндерсона, Фрэнка Меллэнда, маркиза де Шатело. Кое-что вам могли бы поведать и такие господа, как Бертен из Парижского музея, или педантичный систематик Симпсон. Хотя вы, наверное, и не слыхали об этих людях?

— Да, должен признаться… Правда, мне попалась как-то на глаза одна книжка Сэндерсона… Ну да! Конечно! Я нашел ее в своем номере в день приезда… Она как нарочно раскрылась на описании болот Оберры. Интересное совпадение, не правда ли?

— Совпадение? Ну, нет! Будь я добрым протестантом, я бы счел это знамением. Но я атеист… Так, значит, вы прочли у Сэндерсона то место, где говорится о кангамато?

— Кангамато?

— Таинственный птеродактиль, живущий в болотах Джиуиду и Оберры.

— Ах, это!.. Я счел это фантазией, изложением местных суеверий.

— Фантазией? Красный, из-за которого вы чуть было не остались без рабочих, тоже фантазия? Почему же вы так жадно ею интересуетесь? Вам скучно?

— Вы меня неправильно поняли, мистер Пирсон. Я и без того слишком многим вам обязан. Требовать же от вас еще и сказок…

Пирсон расхохотался.

— Вы остроумный человек, Эндрью, и сразу же поставили меня на место. Теперь я вижу, что моя обидчивость была просто смешна. Единственное, что меня в какой-то мере оправдывает, — это мое отношение к истории Красного. Это очень серьезная история, сэр, чтобы не сказать больше.

— Из вас бы вышел отличный автор детективов.

— Что вы хотите этим сказать?

— Вы превосходно умеете разжигать любопытство!

— Не в этом дело, Эндрью. Слишком непростая это история. У вас найдется чем промочить горло?

— Виски-сода.

— Я не пью виски. Какой-нибудь сок или, на худой конец, просто холодная вода.

Конечно, это смешно, но мне и в голову не приходило, что могут быть непьющие англичане или американцы. Вероятно, на моем лице в этот момент было довольно глупое выражение, потому что Пирсон посмотрел на меня с некоторым удивлением. Я спустился в пахнущий муравьями сырой погреб и достал из наполненного водой кувшина бутылку виноградного сока.

— Не надо наливать воду в кувшин, — сказал Пирсон, потягивая сок, — она быстро согревается. Лучше обмотать его мокрым полотенцем. Да, с чего же мне начать рассказ?.. Признаться, я уже забыл, где и когда впервые услышал о кангамато. По-моему, это было на второй год моей работы здесь… Или на третий… Как-то я познакомился с одним нашим чиновником. Это был пожилой, довольно ограниченный человек, исколесивший всю Африку. Не помню, с чего начался этот разговор, но чиновник сказал мне в тот раз: «Здесь по соседству живет Птеродактиль». И сказано это было так спокойно и невыразительно, точно речь шла об английском пони. Меня же это взволновало, как вы понимаете, и я принялся расспрашивать своего соотечественника.

«Птеродактиль живет на юго-востоке Оберры в жарких болотах», — ответил чиновник.

«Но вы-то его когда-нибудь видели?» — спросил я.

«Нет, это не входит в мои обязанности. Но негры совершенно уверены в его существовании».

«Как же они его называют»?

«Кангамато, — ответил чиновник. — Он достигает семи-восьми футов в размахе крыльев», Вы чувствуете, Эндрью, семь-восемь футов! Я был просто потрясен. Я начал расспрашивать местных охотников, стариков. Описания были довольно точными: кожистые крылья, длинный острый клюв с зубами, гладкая кожа. Все говорило о том, что это живой птеродактиль. Тогда я решил отправиться к болотам Оберры. Я готов был пойти на любые лишения, лишь бы воочию увидеть доисторического птеродактиля.

Да, милый Эндрью, я готов был на все, но что значит это «все», я понял только, когда попал в заболоченные джунгли Оберры. Какой-то мудрый человек сказал, что для безумца, вступающего в джунгли, бывает только два приятных дня. Первый день, когда, ослепленный их чарующим великолепием и могуществом, он думает, что попал в рай, и последний день, когда, близкий к сумасшествию, он бежит из этого зеленого ада.

«Какого цвета летающая ящерица?» — спросил я старого хромого негра-балухья с соленого озера Эдуарда. «Красная как кровь», — ответил он и подмигнул мне красным, изъязвленным глазом. Я не поверил. Мне до сих пор непонятно почему, но я представлял себе птеродактиля черным или, на худой конец, серым.

А каким рисовался птеродактиль вам, Эндрью? Тоже черным? Ах, коричневым! За этим кроется какой-то дефект нашего мышления. Никто и не воображал, что птеродактиль может быть алым, как клюв фламинго! Но все негры твердили, что огромный летающий ящер красен, как кровь. Они так и называли его — Красный, Никто из них не хотел употребить слово «кангамато». Тогда я прибег к испытанному средству — стал щедро раздавать подарки.

«Опасно даже произносить имя животного», — отвечал мне молодой охотник, не сводя жадных глаз с ножа золингеновской стали. Отличный был нож. Три пляшущих человечка.[2]