Искатель. 1967. Выпуск №4

— Отсекли меня, гады, товарищ младший лейтенант, — докладывал Иванов. — Высунуться невозможно. Вскочил, когда отходили утром, на взгорочек, да в воронку. А высунуться, понял, невозможно. Чего ж задаром пропадать? Лежал тихо. Что было делать? Они, гады, заприметили, видно, воронку ту. Вот и пожаловал ко мне гость в сумерках. То ли моими карманами интересовался, сволочь, то ли хотел «железный крест» хапануть за дарового языка, если я ранен. А может, и на то и на другое рассчитывал, сукин сын. Только он мне до зарезу нужен. По расхлябанной обутке судя, давно здесь ошивается. Обутку эту я потом разглядел. Ну, а когда до своих дотащил — попросил ребят помочь. Уж больно умаялся. Еще не стемнело толком, а туманчик поднатянуло. Я и решил не ждать полной темноты, чего вам лишку волноваться? Все, товарищ младший лейтенант.

— Вот чертушка ты, «тройной» Иван! — воскликнул совсем не по-уставному Королев.

Пехотинцев поблагодарили за помощь, угостили, и они ушли. Тогда «тройной» Иван повинился:

— Вы, товарищ младший лейтенант, не сердитесь, что я сюда, в землянку, фрица приволок. Как же, не доложив своему командиру, дальше попрусь? Одному мне не дотащить, а он идти ни в какую не желает.

— Ты его не очень? — поинтересовался Королев.

— По-моему, очень даже легонько… — заволновался и сам Иванов, потому что пленный лежал без движения, с закрытыми глазами.

К нему наклонился щеголь сержант.

— Придуривается. Вон веки дрожат.

Королев приказал развязать пленному ноги. Свиридов полоснул ножом по веревке, а потом прислонил рукоятку ножа к виску пленного, как приставляют пистолет. Пленный взвыл и откатился в сторону.

— Вот и все, товарищ младший лейтенант! — отрапортовал сержант.

— Веревку-то чего приспичило резать, — обиделся Иванов. — Она у меня была счастливая.

Тогда щеголь сержант с удивительной Федору душевностью проговорил:

— Прости, Иван! Поторопился сдуру.

С этой минуты Федор словно перестал замечать, что сержант — картинка, а усы у него щегольской ниточкой.

— Ладно, — сказал Иванов. — Перебьюсь как-нибудь.

— В штаб! Поднимай своего крестника — и в штаб. Пехота, поди, уже сообщила, что ты не один появился. «Язык» нужен. А начальство ждать не любит, — сказал Королев. — Со мной Иванов и ты.

— Слушаюсь! — Свиридов лихо щелкнул каблуками.

Когда Королев, Иванов, Свиридов и пленный ушли, оставшиеся принялись расспрашивать Федора о госпитальном житье-бытье. Но наговориться толком они не успели. Королев позвонил по телефону и приказал готовиться к выходу в тыл врага.

* * *

Жалкая кучка сморщенных прошлогодних ягод клюквы лежала на Федоровой ладони. Он раздумывал — проглотить их, или от ягод еще больше захочется есть. Лежавший рядом огромный Косолапов беспокойно крутился и трубно вздыхал. Так по крайней мере казалось Федору, что сосед слишком шумливо поворачивается с боку на бок и чересчур мается от голода. «Тройной» Иван, тот куда более сдержан.

Он сокрушенно изучал изодранный в десятидневных скитаниях маскхалат, брюки, гимнастерку, сквозь которые просвечивает белье. Оно тоже измазано болотной глиной, пылью.

«И то хорошо, — неожиданно подумал Федор, — хоть не демаскирует, не светится белым». Однако мысли ворочались вяловато. Разведчики проползли на брюхе добрую сотню километров, и после такой работы им бы гречневой каши со свиной тушенкой. От одной мысли о еде липкая горечь обволокла рот, и Федор, уже не раздумывая далее, кинул в рот горстку почти черных сморщенных клюквин. Ягоды оказались пресными, вымороженными.

У Королева запали щеки и ушли под надбровья глаза, а так и не догадаешься, будто он вчера утром сам разделил последний сухарь на семерых.

Свиридов, Николаев и Глыба находятся метрах в пятидесяти, на пригорке, поросшем частым ельником. Оттуда хорошо просматривается дорога.

Впрочем, голод, изодранная одежда — все это чепуха. Вот если им придется вернуться с пустыми руками… Лучше и не возвращаться вовсе. Хотя не с такими уж пустыми руками они вернутся. Десять дней они наблюдали оборону противника, десять дней сообщали по радио в штаб о расположениях дотов, минных полей, танковых ловушек, минометных и артбатарей, о движении танков, пехоты противника. Но все это тоже выглядит чепухой по сравнению с тем, что им было поручено сделать.

Схваченный Ивановым унтер в расхлябанных сапогах действительно оказался не новичком в укрепленном районе, прикрывающем подступы к центру фашистского логова. Он рассказал много важного и интересного. Но главным в его показаниях была такая деталь: со времени подхода наших войск к укрепрайону появился в нем полковник, про которого говорили, что он-то и создавал всю систему оборонительных сооружений и считал ее неприступной.