Искатель. 1976. Выпуск №6

В ногах бы она у Женьки валялась, на день умоляя задержаться, - не остался бы. Эка невидаль - в их районе геологи столько всего пооткрывали, впору железную дорогу специально строить, чтоб вывезти. И какое дело было Женьке до Ларискиного открытия. Только взял его за душу голос девки. Да и девка-то лядащая - кожа да кости, одно, что груди выперли. С чего они у нее такие занялись?

Денег Женьке было не надобно. С прошлого охотничьего сезона не прогулял. Да и бумажек не будь - остался бы.

Охотники собирались недолго, уезжали как-то весело, щурились, глядя на Женьку: «Не проморгай!», «Он своего не упустит». Авраам на прощанье - Женька и перевез их на другую сторону широкой реки - сказал:

- Спокойней в поселке будет.

Хотел Женька ответить, мол, нe журись, приду, твою жену повеселю, но как-то сдержался. Нечто небывалое, а может, просто забытое разгоралось в душе Женьки час от часу, с той минуты, когда, поддавшись сердцем, он согласился остаться с Пичугиной и Антипом, годным лишь, чтоб похлебку варить.

- Остался все-таки… - встретила его на берегу Лариса.

- Надо же лодку было пригнать… - вяло и невпопад отозвался Женька.

За последние несколько часов лицо Ларисы точно подсохло, стало строже и старше, взгляд потвердел. Не приходилось еще Женьке видеть такой перемены в людях. А может быть, не обращал он на такое внимания. Или не до людей было.

Тогда Женька задался мыслью: а почему это он «остался все-таки». Для души - понятно. А чего хотела его душа-то? Она любопытствовала и немного завидовала: как же человек свой час встречает, бьется за него, чтоб настал он, час, ради которого он, может, и на свет родился? И почему не пришел к нему этот «мой час»? За что достается он? Или он и у Женьки был, только свой, совсем непохожий на те, которые у других?

«Черт те что лезет в голову, - думал Женька. - Чего меня разморило?»

Они с Ларисой подошли к костру, на котором Антип варил «пшенку с тушенкой».

Привалившись около костра, Женька вздохнул и тут же искреннейше пожалел, что не подался вместе с другими охотниками в поселок, где не в пример веселее, а вечером, если бы захотел, он мог пойти к доброй бабе Лосихе, которая никогда не прочь и выпить с ним, и приголубить его. Дернула его нелегкая пожалеть «атаманшу». Добро бы она хоть намеком, хоть взглядом пообещала приласкать.

Тихая скука окружила пляшущие языки пламени, которые в тот день на желали слушаться опытной руки Антипа. Сучья горели неровно, взбалмошно, хотя ветер тянул от гольцов как бы на одной ноте. Мерно позвякивали обернутым в заледеневший снег ветви, тяжело и невпопад мотаясь.

- Идти, что ли, кайлить? - тоскливо протянул Женька.

- Нет.

- То как на пожар, то валяйся… - Женька взглянул на Ларису недовольно. Пичугина колдовала над пикетажкой. Женьке было видно, как она карандашом рисовала какие-то значки на желтой сетке миллиметровки. Ватник сполз с ее плеч, худеньких, острых. Женька скользнул взглядом к тонкой талии, перехваченной широким солдатским ремнем.

«И в обхват-то два вершка, - ухмыльнулся он, - а поди ж, и кайлом бьет, и лопатой махает будто большая. Откуда в пигалице силенка? А девка, видно, хороша…»

Словно почувствовав его взгляд, Лариса обернулась:

- Чего уставился?

- Мечтаю…

- Поломают тебе мужики ноги, Женя.

- Работы нет, вот на всякие там мечты и тянет.

Антип, орудовавший у костра, справился наконец с капризничающим огнем. Пламя подобралось и стало гореть жарко и высоко.

Дотянувшись до широкого солдатского ремня, едва не вдвое обтянувшего фигурку Ларисы, Женька игриво подсунул под него палец и расхохотался:

- Нет, атаманша, старшины на тебя! Он бы подтянул тебя, как положено.

Не оборачиваясь, Лариса хлестанула его сильно и звонко по руке.

- Быть тебе вдовицей! - прошипел парень.

- Следующий раз щеки подкрашу.

- Борода у меня густая - самортизирует.

По-прежнему не отрываясь от пикетажки, что-то вычерчивая или подсчитывая, Пичугина проговорила ровно, будто нехотя:

- Еще хамнешь - выгоню.

- Я и сам уйду.

- Что ты меня дразнишь! - вдруг взорвалась Лариса и вскочила. - Что мучаешь? Убирайся! Мотай, пока не поздно. Своих успеешь догнать. - Она наступала на Женьку, вымещая на нем всю скопившуюся в сердце злость, на себя, неудачницу; на охотников-сезонников, понимая тем не менее в душе, что правы они, негоже им из-за ее дела свой сезон терять; на Женьку-бабника, который, как поговаривали в поселке, положил на нее свой глаз; на прятавшуюся от нее руду; на догадки-подсказки своих друзей; на погоду; на сломавшийся карандаш; на то, что она осталась без завтрака; на всю свою жизнь, глупую, пустую, никчемную.

А Женька со ржаньем покатился от нее в сторону. Лариса готова была с кулаками броситься за ним вдогонку, да остановил ее оказавшийся на пути дед Антип:

- Ну полно, полно… Садись лучше перекуси… Что с ним, с кобелем, сделаешь? И то - ломается, поди, человек. Да и холодно, накинь-ка ватник-то. Ты, Лариса Анатольевна, тех, кто вот так ржет да лезет, не бойся. Это совестливые мужики. Вроде бабы-балаболки. Один руками, другая языком…