Искатель. 1985. Выпуск №6

— Я тебя разбудила? Прости. — Долго застегивала пуговицы на груди, но две так и оставила расстегнутыми. — Поверь, я не знала, что ты отдыхаешь. Пойдем, посмотришь мою лабораторию.

— Гиата…

— Ты словно боишься меня. — Она рассмеялась так чарующе, что Сухов невольно улыбнулся.

— Я очень устал, Гиата. И хочу спать.

— Вот не думала, что ты такой соня. Не поспал одну ночь и раскис. Пошли, мне нужна твоя помощь.

Антон, ругая себя в душе за слабоволие, ответил:

— Я сейчас, — и обреченно добавил: — Только переоденусь.

— Зачем? К чему такие формальности? Чувствуй себя со мной совершенно свободно. Пусть тебя не шокирует моя прямолинейность. Скажем, я могу спросить: не хочется ли тебе переночевать у меня, или — не желаешь ли ты сменить работу, или… в общем — что угодно… Воспринимай все как обычный вопрос. Прости, но такой у меня характер. Я очень импульсивна и непосредственна — сразу должна удовлетворить свое любопытство. Так пусть тебя ничто не удивляет. Договорились? — Гиата лукаво улыбнулась.

— Договорились. — И тоже улыбнулся.

Комната Натальи стала неузнаваемой. Прежде всего бросалось в глаза множество картин на стенах. Сухов с удивлением отметил, что на каждой одно и то же чудовище: зеленая голова с тремя глазами и многими щупальцами. Заметив его недоумение, Гиата сказала:

— Все я сама нарисовала. Это маргон.

— Маргон?

— Да. Он часто приходит ко мне во сне. Вроде бы страшный, а в самом деле такой добродушный. Я очень его люблю. С нетерпением жду каждую ночь, чтобы увидеть его. Но он не всегда приходит.

— А зачем так много одинаковых картин?

— Одинаковых? Ну что ты, Антон, разве не видишь — на каждой картине он разный. Не смотри на меня как на сумасшедшую… Хочешь, я его попрошу, он и к тебе придет?

— Нет. Благодарю. Не хочу, — ответил Сухов вполне серьезно. — А где Натальина библиотека? Ее книги?

— Остался один хлам, а не книги. Все сгорело. Библиоскопы, сам знаешь, не выдерживают высокой температуры.

— Да, знаю. Жаль…

— А мне не жаль. Зато мы теперь соседи. — Гиата на мгновение стала непохожей сама на себя, даже волосы приобрели непривычный коричневый оттенок. — Мне запомнились слова одного человека. Как-то на старом кладбище он сказал, глядя на древние, вытесанные из камня кресты: «Нас не станет, а эти камни будут стоять». А потом мы подошли к могиле его матери с современным миниатюрным надгробием. Я спросила: «А почему вы не поставили мраморной плиты своей матери?» Он посмотрел на меня с чувством превосходства и сказал: «Зачем? Нас не будет, а камень будет? Так что — мы хуже камня? Пусть и его не останется после нас». Я спросила: «А память?» Он глянул искоса. «А память — вечна», — изрек он. Мне вдруг стало страшно, а потом легко-легко. И мне кажется, что именно с той минуты я стала такой, как вот сейчас. А какая я сейчас? Какая? Скажи, Антон.

— Что я могу тебе сказать?

От его слов Гиата будто пробудилась от сна, смешно тряхнула головой, поправила рукой прическу, и в глазах ее засветились привычные Антону холодный огонь и наигранная кротость.

— Какая странная, ужасная, бессмысленная смерть Натальи, — произнес Сухов, глядя прямо в глаза Гиате.

— Зато у меня теперь настоящая лаборатория. И совсем рядом с тобой…

— Жилсовет знает о твоем переселении?

— Безусловно, знает.

Сухов не мог объяснить причины своих сомнений, но он не верил этой женщине, не верил, и все.

«Нужно сегодня же позвонить, а лучше зайти в жилищный совет. Там хотя бы узнают, кто она, Гиата? Безумная или действительно ученая? Да, сегодня же. Или сначала посоветоваться с Миколой?»

— О чем ты задумался, Антон? — Гиата посмотрела на него лукаво и сосредоточенно, и Сухову показалось, что она читает его мысли.

— Ты же сама прекрасно знаешь, о чем я думаю…

Гиата рассмеялась.

— Прошу тебя, отрежь голову вот этой симпатяге, — неожиданно сказала она, указав взглядом на стол, где лапками вверх лежало серое существо, похожее на мышку. — И выбери мозг в серебряный стаканчик. Хорошо? А я тем временем приготовлю что-нибудь вкусненькое.

Сухов крепко сжал губы, чтобы и видом своим не показать, что он думает обо всем этом, о Гиате.

Она тут же замерла и, чеканя каждое слово, тихо выговорила:

— Кажется, я ничем не провинилась перед тобой. Своих жизненных принципов не навязываю. Прежде чем осуждать кого-то, оцени собственную жизнь…

10

Переступив порог дома брата, Антон вымученно улыбнулся:

— Здравствуй. Ты, наверное, спать уже собирался?

— Я поздно ложусь. Читаю перед сном, пока не отключусь. Раздевайся. У тебя что-то случилось?

— Да нет. Хочется поговорить. Ты уж извини.

— Ты чем-то взволнован? — Микола обнял брата, потом включил все светильники, но Антон недовольно поморщился:

— Не нужно столько света. Глаза режет.

Сели за стол.

— Я у тебя заночую, ладно?

— О чем ты говоришь!.. Веронике сказал, что останешься у меня?

— Веронике? — отчужденно переспросил Антон, встретился с братом взглядом и смотрел, ничего не понимая. — Я могу позвонить ей. Но она не ждет. Когда операция затягивается, я, случается, остаюсь ночевать в клинике. И часто забываю предупредить.

— Ты сейчас с работы?