— Жестокая скотина. Он только что был здесь, стараясь уговорить меня воскресить сенатора за 250 тысяч долларов. Я же ему ответил, что, если он хочет, чтоб сенатор ожил и занялся своей прежней деятельностью, пусть выкладывает 350 тысяч долларов. В действительности мне кажется, что Англо-Россия согласна за такую работу отвалить 400 тысяч долларов. Ты только подумай, Джейк. Помнишь, мой мальчик, сколько я зарабатывал в ССД? Я уже произвел двадцать одно воскрешение. Умножь 21…
— Мне назвали меньшую цифру.
— Поскольку я, Джейк, не выпускаю регулярных бюллетеней Дремы, тебе практически невозможно получить точную информацию.
— Как бы там ни было, а я отыскал тебя, Вине, — сказал Конджер. — А теперь мы поднимемся с тобой в Большой Лос-Анджелес.
Откусив кусочек от таблетки, которую он держал двумя пальцами, Уорт покачал головой:
— Нет, Джейк.
— Ты не думай, что я не решусь выстрелить, если твои люди что-то затеют.
— Я этого и не думаю, — сказал Уорт. — Мак рассказал мне о том, что случилось наверху, Джейк. Я понимаю, каково тебе сейчас.
— Что ж, прекрасно. Пойдем.
— Погоди, мой мальчик, — сказал Уорт. — Ты меня отпустишь. Ты не захочешь выдавать Дрему властям.
— Почему?
— Потому что если ты, мой мальчик, меня отпустишь, я воскрешу твою девушку.
Конджер бежал трусцой по желтой полоске песка. Он находился в Северной Калифорнии в нескольких милях от столицы штата Сан-Франциско. Слева от него лениво плескался Тихий океан: Он засунул руку в карман своего пляжного комплекта-двойки и достал пузырек пилюль из бурых водорослей.
От плавучего коттеджа, снятого Конджером напрокат, заковылял в его сторону робот.
— Вызов для мистера Конджера, вызов для мистера Конджера.
Конджер замедлил свой бег, поджидая робота, В лазурном небе кружили морские чайки.
— Междугородный из Манхэттена, — сказал робот, поравнявшись с Конджером. — Чрезвычайно важно.
Конджер взглянул на фонический экран, вделанный в грудь робота.
— Доброе утро, — сказал он.
— Здесь уже за полдень, — ответил Джиэр. — Поэтому я стараюсь проглотить на ходу лэнч, а сам все распутываю это проклятое дело Дремы. — В одной руке босс держал сдобный сандвич из сосиски с шоколадом. — Боюсь, теперешним властям не совсем ясен твой последний рапорт, Джейк, Когда я говорю о теперешних властях, я имею в виду Люпоффа и Томнсона, которые окончательно сменили Синковека с Тиефенбачером в верхах нашей почтенной организации. Добавлю от себя, пока ты удостаиваешь меня хоть каким-то вниманием, что я сам не до конца понимаю…
Конджер пнул робота в пах. Механизм перевернулся и брякнулся в набежавший прибой.
Анжелика улыбалась, когда он вошел на палубу плавучего коттеджа. На ней были темные брюки и блузка под самое горло, которая прикрывала маленький шрам над левой грудью.
— Отрабатываешь свои десять миль?
— Двенадцать, — уточнил Конджер. Он взял с перил мохнатое полотенце и стал вытирать им лицо и шею.
— Несколько минут назад здесь был хозяин недвижимости, — сказала темноволосая красавица. — С жалобой.
— По поводу робота?
Конджер уселся рядом с ней на гладкой палубе.
— Вот именно. Говорит, нашел его на пляже полчаса назад, всего в песке и соленой воде, — сказала Анжелика. — Когда он его перевернул, какой-то мрачный толстяк с экрана обозвал его подонком. Это был Джиэр?
— Ага.
— Он расстроен?
— Да, если судить по той небольшой беседе, которая состоялась между нами.
— Как ты думаешь, каков теперь твой статус в Секции Самобытных Дарований? — спросила она. — После того как ты позволил уйти Дреме?
Конджер улыбнулся.
— Полагаю, меня там причислили к рангу подонков, — сказал он. — Возможно, даже уволили. И занесли в черный список.
— И это тебя не тревожит?
— Нет.
— Мне казалось иначе.
— В настоящее время я занят разрешением проблемы поисков нового места в жизни.
Анжелика улыбнулась, коснулась своей теплой тонкой рукой его плеча.
— Я рада, что Дреме удалось подбить тебя на это.
— Я бы сам к этому пришел, — возразил Конджер, — Без чьих бы то ни было уговоров.
Евгений ЛУКИН, Любовь ЛУКИНА
ОТДАЙ МОЮ ПОСАДОЧНУЮ НОГУ!
И утопленник стучится
Под окном и у ворот.
Алеха Черепанов вышел к поселку со стороны водохранилища. Под обутыми в целлофановые пакеты валенками похлюпывал губчатый мартовский снег. Сзади остался заветный заливчик, издырявленный, как шумовка, а на дне рюкзачка лежали — стыдно признаться — три окунька да пяток красноперок. Был еще зобанчик, но его утащила ворона.
Дом Петра стоял на отшибе, отрезанный от поселка глубоким оврагом, через который переброшен был горбыльно-веревочный мосток с проволочными перилами. Если Петро, не дай бог, окажется трезвым, то хочешь не хочешь, а придется по этому мостку перебираться на ту сторону и чапать аж до самой станции. В темноте.