Искатель. 1990. Выпуск №6

Леха задержался у калитки и, сняв с плеча ледобур — отмахаться в случае чего от хозяйского Уркана, — взялся за ржавое кольцо. Повернул со скрипом. Хриплого заполошного лая, как ни странно, не последовало, и, озадаченно пробормотав: «Сдох, что ли, наконец?..» — Леха вошел во двор.

Сделал несколько шагов и остановился. У пустой конуры на грязном снегу лежал обрывок цепи. В хлеву не было слышно шумных вздохов жующей Зорьки. И только на черных ребрах раздетой на зиму теплицы шуршали белесые клочья полиэтилена.

Смеркалось. В домишках за оврагом уже начинали вспыхивать окна. Алексей поднялся на крыльцо и, не обнаружив висячего замка, толкнул дверь. Заперто. Что это так рано?..

— Хозяева! Гостей принимаете?

Тишина.

Постучал, погремел щеколдой, прислушался. Такое впечатление, что в сенях кто-то был. Дышал.

— Петро, ты, что ли?

За дверью перестали дышать. Потом хрипло осведомились:

— Кто?

— Да я это, я! Леха! Своих не узнаешь?

— Леха… — недовольно повторили за дверью. — Знаем мы таких Лех… А ну заругайся!

— Чего? — не понял тот.

— Заругайся, говорю!

— Да иди ты!.. — рассвирепев, заорал Алексей. — Котелок ты клепаный! К нему как к человеку пришли, а он!..

Леха плюнул, вскинул на плечо ледобур и хотел уже было сбежать с крыльца, как вдруг за дверью загремел засов и голос Петра проговорил торопливо:

— Слышь… Я сейчас дверь приотворю, а ты давай входи, только по-быстрому…

Дверь действительно приоткрылась, из щели высунулась рука и, ухватив Алексея за плечо, втащила в отдающую перегаром темноту. Снова загремел засов.

— Чего это ты? — пораженно спросил Леха. — Запил — и ворота запер?.. А баба где?

— Баба?.. — В темноте посопели, — На хутор ушла… К матери…

— А… — понимающе протянул мало что понявший Леха. — А я вот мимо шел — дай, думаю, зайду… Веришь, за пять лет вторая рыбалка такая… Ну не берет ни на что, и все тут…

— Ночевать хочешь? — сообразительный в любом состоянии, спросил Петро.

— Да как… — Леха смутился. — Вижу: к поезду не успеваю, а на станции утра ждать — тоже, сам понимаешь…

— Ну заходь… — как-то не по-доброму радостно разрешил Петро и, хрустнув в темноте ревматическими суставами, плоскостопо протопал в хату. Леха двинулся за ним и тут же лобызнулся с косяком — аж зубы лязгнули.

— Да что ж у тебя так темно-то?!

Действительно, в доме вместо полагающихся вечерних сумерек стояла все та же кромешная чернота, что и в сенях.

— Сейчас-сейчас… — бормотал где-то неподалеку Петро. — Свечку запалим, посветлей будет…

— Провода оборвало? — поинтересовался Леха, скидывая наугад рюкзак и ледобур. — Так вроде ветра не было…

Вместо ответа Петро чиркнул спичкой и затеплил свечу. Масляно-желтый огонек задышал, подрос и явил хозяина хаты во всей его красе, Коренастый угрюмый Петро и при дневном-то освещении выглядел диковато, а уж теперь, при свечке, он и вовсе напоминал небритого и озабоченного упыря.

Леха стянул мокрую шайку и огляделся. Разгром в хате был ужасающий. Окно завешано байковым одеялом, в углу — толстая, как виселица, рукоять знаменитого черпака, которым Петро всю зиму греб мотыль на продажу. Видимо, баба ушла на хутор к матери не сегодня и не вчера…

Размотав бечевки, Леха снял с валенок целлофановые пакеты, а сами валенки определил вместе с шапкой к печке — сушиться. Туда же отправил и ватник. Хозяин тем временем слазил под стол и извлек оттуда две трехлитровые банки: одну — с огурцами, другую — известно с чем. Та, что известно с чем, была уже опорожнена на четверть.

— Спятил? — сказал Леха. — Куда столько? Стаканчик приму для сугреву — и все, и прилягу…

— Приляжь-приляжь… — ухмыляясь, бормотал Петро. — Где приляжешь, там и вскочишь… А то что ж я: все один да один…

«Горячка у него, что ли?» — с неудовольствием подумал Леха и, подхватив с пола рюкзак, отнес в сени, на холод. Воз вращаясь; машинально щелкнул выключателем.

Вспыхнуло электричество.

— Потуши! — испуганно закричал Петро. Белки его дико выкаченных глаз были подернуты кровавыми прожилками.

Леха опешил и выключил, спорить не стал. Какая ему в конце концов разница! Ночевать пустили — и ладно…

— Ишь, раздухарился… — бормотал Петро, наполняя всклень два некрупных граненых стаканчика. — Светом щелкает…

Решив ничему больше не удивляться, Алексей подсел к столу и выловил ложкой огурец.

— Давай, Леха, — с неожиданным надрывом сказал хозяин. Глаза — неподвижные, в зрачках — по свечке. — Дерябнем для храбрости…

Почему для храбрости, Леха не уразумел. Дерябнули. Первач был убойной силы. Пока Алексей давился огурцом, Петро успел разлить по второй. В ответ на протестующее мычание гостя сказал, насупившись:

— Ничего-ничего… Сейчас сало принесу…

Привстал с табуретки и снова сел, хрустнув суставами особенно громко.

— Идет… — плачуще проговорил он. — Ну точно — идет… углядел-таки… Надо тебе было включать!..

— Кто?

Петро не ответил — слушал, что происходит снаружи.

— На крыльцо подымается… — сообщил он хриплым шепотом, и в этот миг в сенях осторожно стукнула щеколда.

— Открыть?

Петро вздрогнул. Мерцающая дробинка пота сорвалась струйкой по виску и увязла в щетине.

— Я те открою!.. — придушенно пригрозил он.