Искатель. 1993. Выпуск №6

— Все это — игра воображения, — неожиданно бодро заявил он. — Тут-то вам как раз и нужно исцеление верой. У вас сдали нервы. Вы сейчас в сумеречном состоянии, в котором человек наиболее восприимчив ко всяким там духам и привидениям. Вам оказалось не под силу безболезненно пережить столь яркие впечатления. Я составлю вам микстуру, которая укрепит нервную систему и в особенности рассудок. Кроме того, вам надо побольше бывать на воздухе.

— Поны-целители — не для меня, — упорствовал Поллок.

— Вот поэтому мы и должны сами восстановить ваш тонус. Поезжайте куда-нибудь, где есть живительный свежий воздух. В Шотландию, Норвегию, Альпы…

— В Иерихон, если угодно, — ответил Поллок. — Помнится, туда отправился Нееман[59]

.

Тем не менее, как только зажили пальцы, Поллок предпринял храбрую попытку последовать совету доктора. Был ноябрь. Он попробовал играть в футбол, но вместо мяча гонял по полю жуткую перевернутую голову. Футболиста из него не вышло. Поллок махал ногами в слепом паническом страхе, а когда его ставили в ворота, с криком уворачивался от летящего прямо в руки мяча. Наслушавшись невероятных историй, из-за которых он и покинул Англию, чтобы отправиться в тропические странствия, Поллок обрек себя на общение исключительно с мужчинами. Но теперь, когда странности в его поведении становились все заметнее, даже мужчины начали сторониться его. Голова была уже не просто видением; она что-то тараторила, обращаясь к Поллоку с невнятными речами. Его охватил жуткий страх. Поллок проникся убеждением, что когда в следующий раз он схватит привидение, в руках у него окажется не какой-нибудь предмет обстановки, а настоящая отрезанная голова. Если поблизости никого не было, Поллок то осыпал голову проклятиями, то бросал взгляды, полные презрения, то умолял оставить его в покое. Как ни старался он держать себя в руках, но один или два раза видение накатывало на него в присутствии знакомых. Он замечал, что и квартирная хозяйка, и прислуга смотрят на него все более подозрительно.

Однажды в начале декабря к Поллоку приехал его ближайший родственник, двоюродный брат Арнольд. Приехал, чтобы проведать и попытаться вызвать на откровенность. Его узкие глазки жадно вглядывались в пожелтевшее, осунувшееся лицо кузена, которому казалось, что шляпа в руке Арнольда — вовсе не шляпа, а перевернутая голова Горгоны, уставившаяся на него своими горящими глазами.

Все же он по-прежнему был полон решимости покончить с этим наваждением. Взяв велосипед, Поллок поехал по обледенелой дороге из Уондсуорта в Кингстон и по пути обнаружил, что голова катится рядом, оставляя за собой темный след. Поллок стиснул зубы и наддал ходу. Когда он мчался вниз по склону холма к Ричмонд-Парк, видение вдруг обогнало велосипед и юркнуло под переднее колесо, да так проворно, что у Поллока не осталось времени на раздумья. Избегая столкновения с головой, он круто вывернул руль, со всего маху врезался в груду камней и сломал левое запястье.

Смерть пришла к нему рождественским утром. Всю ночь Поллока лихорадило, повязка на руке казалась раскаленным обручем, мучившие его кошмары были ярче и ужаснее, чем когда-либо прежде. В холодном, изменчивом и бесцветном предрассветном сумраке он сел на постели и увидел, что голова торчит на консоли, где накануне вечером стоял бронзовый кувшин.

— Но ведь я знаю, что это бронзовый кувшин, — сказал Поллок. Однако сомнение, запавшее в сознание, не давало покоя, и спустя несколько минут Поллок уже не мог с ним совладать. Он медленно встал с кровати, поднял руку и, дрожа, двинулся к кувшину. Сейчас он убедится, что воображение опять обмануло его, сейчас увидит блеск бронзы, который не спутаешь ни с каким другим… Казалось, колебания его длились целую вечность. Но вот пальцы коснулись щеки, покрытой узором из шрамов! Поллок судорожно отдернул руку. Все, это конец: даже осязание изменило ему.

Поллока трясло. Он налетел на кровать, наткнулся босыми ступнями на свои башмаки. Он вконец растерялся, как если бы его подхватил черный вихрь. Поллок ощупью добрался до туалетного столика, достал из ящика бритву и, сжав ее в ладони, сел на кровать. В зеркале он увидел свое лицо — бледное, изможденное и выражавшее лишь лютое отчаяние.