Искатель. 2013. Выпуск №3

— Ой, батюшка! — воскликнула она. — И точно — без крестика убили бы меня там, ей-богу… — И совершенно неосознанно, механически, перекрестилась. — Но кто это был? Разве бывают коты в человеческий рост, в костюмах, говорящие человеческим голосом? Разве бывают портреты, которые убивают? Ответьте, батюшка, что тут происходит?! Кто они?!

Священник помолчал, как бы мысленно подбирая слова.

— Говорящих котов в человеческий рост, конечно же, не бывает, да и портретов-убийц тоже покамест не обреталось… — тихо сказал он, глядя прищурив, глаз не на Снежану, а как бы сквозь нее.

— Так кто же они? — почему-то прошептала Снежана, пронзительно глядя в лицо священнику.

— Дак сама ж знаешь, доченька, — повернулся наконец к ней священник и взглянул в глаза. — Знаешь, а боишься самой себе сказать — боишься признать, боишься поверить…

— Слушай, дед, не тяни, а?! — не выдержал Рогозин. — Знаешь — говори, не знаешь — молчи! Без тебя тошно!

Но священник даже не обратил внимания на его грубость.

— Сила бесовская вышла на свободу, вот и безобразничает. А всему виной портрет…

Рогозин резко ударил по тормозам, а потом повернулся к деду, вытаращив глаза. Он открыл рот, но слова не выходили из него от удивления. Всю свою жизнь он только и делал, что гонялся за НЛО, полтергейстами, русалками, ведьмами и домовыми, и все попусту, а тут… Совершенно неожиданно он сам оказался втянутым в историю, в которой все то, за чем он так тщетно гонялся, действует так явно, так нагло, так открыто и… так очевидно!

— Не понимаю… — прошептала Снежана. — Почему «на свободу» и при чем тут портрет?

— А при том… Сила бесовская мощь имеет великую — самый слабый из них спалить может всю нашу область за секундочку, доченька ты моя, глазками не успеешь моргнуть. Но сила эта отгорожена от нашего мира крепкой стеной и никогда не дремлющей охраной. Ну, вроде как уголовников мы в тюрьмы-то сажаем, чтобы они добрым людям плохого ничего не делали, так и бесы эти — ну, вроде как в тюрьме сидят и к нам им ходу нету. Могут они, конечно, нас соблазнять на грехи малые или великие, но чтобы самим среди нас ходить как заблагорассудится, убивать людей или, скажем, красть их — не-ет, этого делать им не дано…

Снежана и Рогозин слушали, затаив дыхание, только дождь хлестал за окнами да с шумом проносились редкие машины, взметая целые волны грязной и мутной воды.

— …А портрет этот — своего рода дырка в стене, которая тюрьму окружает. Они через нее и пролезают, окаянные, и безобразничают тут у вас… Ну, сущие уголовники-рецидивисты! — всплеснул руками старичок, как добрый дедушка, расстроенный шалопайством соседских мальчишек в его огороде.

— Не понимаю… Как портрет может быть дыркой?! — воскликнул Рогозин.

Но Снежана согласно кивнула.

— А я, кажется, поняла… — прошептала она. — У Леши картины — будто живые! Все, что он рисует, как бы оживает. На выставке… я… видела… — Снежана опять стала всхлипывать, и ее плечи мелко задрожали.

— Во-во, девочка моя, это ты точно отметила. Бесы, они ведь хитрые! Они сразу смекнули, что жених твой — не простой, тот еще… Вот они и захотели через него в ваш мир проникнуть и накуролесить как следует. Очаровали его, околдовали… Это они умеют, окаянные, умеют… — Старик грустно покачал головой и замолчал.

— Ну а дальше-то что? — не выдержал Рогозин. — А нам-то что сейчас делать? Ехать в усадьбу или не ехать?

— Конечно, ехать! — воскликнула Снежана. — Лешу спасать надо! Как же я без него-то останусь!.. — Слезы опять брызнули из фиалковых глаз. — Хорошо, что вы нам тут на дороге попались, батюшка! Вы окропите этот чертов портрет своей водичкой, и все снова станет по-прежнему! — На искусанных полных губах Снежаны появилась робкая улыбка.

Но священник печально покачал седой головой.

— Кабы все так просто было!.. — грустно улыбнулся он. — Портрет не так-то легко уничтожить. Да, нечистая сила боится водички святой, крестиков, икон, они им неприятны, но… Портрет может уничтожить только тот, кто его написал, — и больше никто! — неожиданно непререкаемым тоном подытожил священник.

— Почему? — спросил Рогозин.

— Потому что Господь Бог так повелел, — сказал священник. — Человеку дана свобода, и он может делать и добро и зло только по своей воле. Хочет — открывает душу свою дьяволу, хочет — закрывает. А портрет этот необычный… Ваш жених, раб Божий Алексей, помнится, зовут его, вложил в него всю свою душу, полюбил его как самого себя, дал ему искру своей жизни, свое дыхание, свой пламенный дух, а то, во что человек вложил всего себя, Господь Бог того нарушить не желает — такова Его воля… Вот вы думаете, а почему ученые-то ваши, археологи, то там мумию откопают, то тут таблички клинописные найдут, то пещеру с рисунками допотопных времен обнаружат? Ведь давно должно было бы все это в прах обратиться, уйти в небытие… Ан нет! Господь Бог все это сохраняет. Не любит Он, чтоб творения человеческие, от сердца сделанные, пропадали, не любит…

— Ну и… что нам тогда прикажете делать? — упавшим голосом спросил Рогозин.