Искатель. 2014. Выпуск №8

Да, много сплетен было распространено в городских домах и селениях. Но тем не менее они не затрагивали безусловный авторитет и превосходство рода Деллингов. Да и физическая красота играла здесь не последнюю роль, разве что в небольших узких неофициальных кружках позволяли себе сказать смелое и острое словцо в адрес почтенного господина. Родители мисс Рафферти были вынуждены покориться обстоятельствам и скрепя сердце согласиться на рискованный брак, спасавший их незавидное материальное положение. Вскоре мисс дала согласие у алтаря и совершенно счастливая уехала в замок, будучи уже миссис Деллинг…

Захваченная рассказом Флорентина не сразу заметила, что няня замолчала, что-то обдумывая, и, по-видимому, была всецело погружена в воспоминания о прошлом. Девушка тоже была полна новых образов и впечатлений; она искренне недоумевала: почему никто не хотел ей рассказывать о прошлом maman и об отце? Разве в этой истории есть что-то предосудительное? Наоборот, вполне логичная и понятная цепь событий — до определенного момента. Ведь впоследствии должно было произойти нечто непредвиденное, отчего maman пришла в такое состояние, а имя отца не произносилось вслух ни разу, сколько себя помнила Флорентина. Многие вопросы, подстегивавшие любопытство, заставили девушку прямо высказать пришедшие на ум мысли, в ответ на которые няня тяжело вздохнула и решилась продолжить прерванную историю на свой страх и риск:

— C’est ça[15]

, моя бедная Flora. Мы незаметно подошли к той части истории, которая должна навсегда остаться в тени и не тревожить наследников мрачными семейными тайнами. Но раз уж я начала рассказ, мне надо довести его до логического конца, тем более ты все равно рано или поздно узнаешь правду. Скажи, обращала ли ты внимание на портрет молодого мужчины, висящий в галерее с правого края? Какие мысли приходили тебе в голову, когда ты видела его лицо?

Няня слишком хорошо знала Флорентину, чтобы не догадаться о ее беспрестанных похождениях по просторам величественного необъятного замка, где роскошная картинная галерея не могла не привлечь к себе пристальное внимание девушки. Разумеется, она помнила этот портрет, ибо имя, выгравированное на золоченой табличке, расположенной аккурат под рамой, не оставляло сомнений об изображенной личности. С полотна на нее смотрел мужчина лет двадцати семи, выглядел он совсем молодым, но уже с приобретенными чертами несгибаемой муже^ ственности и надменной суровости. В малейших особенностях) наружности его лица и холеных рук выражались накопленные^ столетиями и переданные через досточтимых предков благородные, породистые черты и качества. Сероглазый наследник, будто важный принц королевских кровей, смотрел свысока колким холодным взором, а искривленный в усмешке уголок тонких, четко очерченных губ придавал оттенок презрительного высокомерия всему его облику. Густые светло-русые волосы, зачесанные назад и ниспадающие мягкой волной на плечи, открывали характерный высокий покатый лоб, отчего его глаза казались немного навыкате. Вся фигура молодого аристократа, вплоть до гордой посадки головы, кричала об амбициозности и недосягаемо высоком социальном статусе.

В первоначальный момент холодная величавая красота произвела отталкивающее воздействие на Флорентину, так что она, не задумываясь над глубинными причинами, избегала приближаться к портрету, но изображение настолько четко отпечаталось в памяти девушки, что ей казалось, будто она снова воочию смотрит на него. Теперь же, после начала рассказа няни, за колким ледяным взором, острым ядовитым клинком пронзающим насквозь все и видимые, и скрытые обыкновенному человеку вещи, девушке чудилась ранимая и чувствительная душа, скорее болезненно восприимчивая, чем угрюмо злая: душа, подточенная яростными внутренними волнениями, акцидентально[16] проявляющимися в его безупречном, но несколько странном облике. Нечто похожее наблюдалось во всех изображениях предков — неизбежность, висящая над их непокрытыми головами на тонком конском волоске, как дамоклов меч, обреченность, пронизавшая легендарные личности с самого рождения и медленно отравлявшая, подобно Conium maculatum[17]

, даже самых сильных духом и плотью.

— Да, Flora, вижу, что ты понимаешь мою мысль. Он был, несомненно, болен, так же как и его бесчисленные предки, одной разновидностью расстройства нервной системы, вот только беда в том, что болезнь скрыта и дремлет до поры до времени, пока не появится достаточно сильный раздражитель, прорывающий духовный абсцесс.