Прошло не менее пятнадцати-двадцати минут. Он уже стал сомневаться в реальности своих предположений, когда наконец его терпение было вознаграждено. Он услышал липкие шаги по линолеуму человека, идущего босиком. Но человека ли? От мысли: «А что, если это не человек, а какое-нибудь рогатое существо?» — у Григория по телу пробежали холодные мурашки. Он подождал еще немного. Шаги босого существа по-прежнему были слышны. И тогда Григорий, леденея от страха, стремительно выскочил в прихожую и включил свет. Возле стены он увидел совсем маленького, со спутанными волосами мужичка с заросшим щетиной и искаженным от испуга лицом: в руке у него была черная бумажка, которую он только что намеревался приклеить на стену: шесть штук уже было наклеено. Более минуты они пребывали в такой неожиданной немой сцене. Григорий внимательно разглядывал перепуганного до смерти незнакомца, которому на вид было по меньшей мере лет тридцать пять, а мужичок, поняв, что попался с поличным и что силы его по сравнению с силами хозяина квартиры не равны, стал воровато бегать узенькими глазками по сторонам, выискивая брешь, в которую можно было бы прошмыгнуть. Разгадав его замысел, Григорий быстро подскочил к нему, крепко ухватил за воротник замызганной ветровки и приподнял над полом, как нашкодившего котенка. Попавшийся малыш чем-то напомнил ему широко известного в свое время циркового клоуна Карандаша. Лицо его было грязное и в шрамах. Почувствовав на своем загривке сильную руку, он пропищал голоском, напоминающим голос лилипута:
— Не бей, хозяин, я все скажу, — защищаясь от возможного удара, он поднял грязные, потрескавшиеся ладони к своему лицу.
— Уверен в этом, — хмуро бросил Григорий и уволок мужичка на кухню. Там он усадил его на стул, а сам сел на другой, у двери, отрезав таким образом незнакомцу путь к бегству.
Хотя Григорий достаточно понервничал из-за этих черных квадратов, однако, увидев такого незадачливого виновника своих переживаний, даже проникся чувством жалости к этому грязному человечку, похожему на маленького бомжа.
— Давай оружие, — жестко потребовал Григорий.
— У меня нет оружия, только вот это, — мужичок протянул связку отмычек.
Григорий забрал их и спрятал в карман. Вместо того чтобы начать допрос неизвестного, он более мягко спросил:
— Есть хочешь?
— Вы спрашиваете, хочу ли я есть? — Незнакомец смотрел на Григория испуганными слезящимися глазками и не верил в то, что услышал. — Я думал, что вы сразу же убьете меня и выбросите на помойку. — Он закрыл лицо ладонями и заплакал.
— А ну прекрати реветь! — прикрикнул Григорий. — Не забывай, что ты мужчина. — Так как насчет того, чтобы перекусить?
— О чем спрашиваете, я забыл, когда в последний раз нормально ел, — тихо ответил незнакомец и растер рукавом ветровки слезы и грязь по щекам.
— Так бы сразу и сказал. — Григорий поднялся со стула. — Поужинаем, а потом сам все и расскажешь. Но прежде тебе следует умыться и отмыть руки.
Через некоторое время они сидели за кухонным столом и ели сосиски с лапшой. Григорий ел через силу, но незнакомец расправлялся с пищей, как после недельной голодовки. Потом пили кофе со сгущенкой и мятными пряниками.
Наевшись, мужичок тихо поблагодарил, отодвинулся от стола вместе со стулом и привязался виноватым взглядом к полу.
Григорий не торопил. Он знал, что «подследственный», если начнет рассказывать сам, будет более откровенным.
— Мне сказали, что вы психбольной, — несмело начал разговор незнакомец, — а вы мужик что надо. Вполне нормальный. Выходит, Сукачев взял меня на понт.
— Кто это Сукачев?
— Мент. Капитан.
— Павел Кирьянович?
— Он самый.
— Странно, — пожал плечами Григорий, — какой может быть интерес у Сукачева ко мне? Общего дела мы с ним не ведем.
— У него, может, и нет, но, как я понял, повышенный интерес проявляет к вам какой-то начальник из городской прокуратуры. Как мне показалось, Кирьяныч сильно боится его.
— И какая фамилия у этого начальника из горпрокуратуры? — как бы между прочим спросил Григорий, начиная смутно догадываться, о ком идет речь. От этой догадки у него вдруг стало очень тоскливо и одиноко на душе. Правда, чтобы доказать свое предположение, следует серьезно поработать юридически. Обстоятельства принимали весьма крутой оборот.
— Фамилию Сукачев не называл.
— Я тебе верю, — доброжелательно кивнул Григорий, — но что это за интерес к моей персоне у того начальника?
— Как «пел» Кирьяныч, начальник хочет, чтобы у вас окончательно крыша съехала и вы бы не гуляли на свободе, а получили постоянную прописку на больничной койке психиатрической лечебницы. Похоже, вы чем-то крепко ему насолили.
— Не насолил, а, кажется, просто мешаю ему, создаю лишние заботы, — раздумчиво обронил Григорий. — Нуда ладно, все это наши личные дела. Продолжай.
— Я все сказал.
— Но почему Сукачев, капитан полиции, взялся за это незаконное дело? — не сдержал своего возмущения Григорий.