Сказав это, Григорий, под изумленно-испуганным взглядом капитана, не спеша встал с кресла, поднял с пола пистолет и неожиданно врезал пришельцу кулаком в подбородок. Невежливый ночной визитер свалился под дверь, словно туша говядины, сорвавшаяся с крюка.
Григорий сунул пистолет в карман джинсов и жестко сказал:
— Коль ты, гражданин Сукачев, экзамен на порядочного человека не выдержал, разговор у нас будет долгий и крутой. Расскажешь мне все. Вставай. Пошли в комнату.
Сукачев открыл глаза, тяжело вздохнул и поднялся на дрожащие ноги.
— Надо признать, удар у тебя поставлен, — произнес он подхалимски одобрительно, потирая подбородок. — Я не обижаюсь, Григорий Петрович. Заслужил.
— Еще бы тебе обижаться. Пришел за моей жизнью, а в ответ получил только по физиономии. Проходи.
Он пропустил Сукачева вперед, прикрыл входную дверь и, подталкивая его в спину пистолетом, сопроводил в комнату. Там усадил в кресло и, к великому неудовольствию капитана, прихватил наручниками его правую руку к подлокотнику кресла.
— Григорий Петрович, пощади! — взмолился Сукачев. — Я все расскажу, как на исповеди. Не убивай. У меня двое детей.
— О детях надо было думать раньше, — сурово бросил Григорий. — Ничего, когда вырастут, еще будут благодарны мне за то, что я вовремя освободил их от отца-преступника. Так что у твоих детей есть шанс вырасти порядочными людьми.
— Что тебе от моей смерти, — притворяясь испуганным и крайне подавленным от своего безвыходного положения, заныл Сукачев. Это притворство никак не вязалось с его жестким лицом полицейского-оборотня, проходимца и убийцы. — Я, Григорий Петрович, живой принесу тебе больше пользы. Я такое расскажу, что, раскрутив это дело, быстро пойдешь вверх по служебной лестнице. Ты не убьешь меня, Григорий Петрович? Это ведь будет самосуд. А ты законник.
Григорий презрительно усмехнулся.
— Знаешь, Павел Кирьянович, я предполагал, что ты добрая сволочь, но чтобы до такой степени… Весь ты внутри прогнивший. Видно, немало за тобой темных делишек.
— Я во всем признаюсь. Григорий Петрович, — заискивающе пробормотал Сукачев. — Но скажи, что с твоими глазами? Горят, как зеленые фонари. Они-то меня и вывели из равновесия. Это ты здорово придумал.
— О моих зеленых глазах поговорим позже, — оборвал Григорий, — свою же искренность можешь доказать, ответив честно на мой первый вопрос. Соврешь — дальнейшего разговора не будет. И пощады тогда не жди. Итак, кто твой тайный шеф в городской прокуратуре?
— Он мне не простит признания, — взопрел Сукачев, — а потому, Григорий Петрович, я надеюсь на твою поддержку, на наше тесное сотрудничество в дальнейшем.
— Хватит крутить и бросаться фразами, не на собрании, — повысил голос Григорий. — Не думаешь ли, капитан, что я буду вытаскивать из тебя признания клещами, а ты в это время станешь набивать себе цену? Не надейся. Я догадываюсь, кто твой шеф в прокуратуре, но хочу, чтобы ты назвал его сам. Его фамилия — ключ к нашей дальнейшей беседе. Ну?
— Твои горящие глаза_ просто подавляют во мне всякую мысль, — Сукачев закрутил в отчаянии головой, — может быть, ты их потушишь?
— Не могу, — признался Григорий, — это защита от змей. Кстати, и ты сейчас находишься под этой защитой.
— От змей?! — сделал испуганный вид Сукачев. — Откуда они могут взяться здесь? Ты шутишь?
— Я серьезен, как никогда, — ответил Григорий, — они уже нападали на меня и ретировались из комнаты. Но не исключено, что могут вернуться.
— Но это невероятно! — притворно запаниковал Сукачев, стараясь расслабить Григория. — Откуда змеи? Я их больше всего на свете боюсь и мышей.
— Ближе к делу, — сухо оборвал Григорий. — Мыши теперь не твоя проблема. Последний раз спрашиваю: кто он?
— Начальник следственного отдела Соколов.
— Василий Андреевич? — подался Григорий к Сукачеву.
— Он самый, — вяло выдохнул капитан. — Все, я подписал себе смертный приговор.
— Для тебя хуже было бы не признаться, — заметил Григорий и заходил в волнении по комнате. — Знаешь, Павел Кирьянович, я почти на сто процентов догадывался, что это он, и все же очень хотелось услышать от тебя другую фамилию. У меня не укладывается в голове, что Василий Андреевич может нарушать закон, быть нечестным человеком. Однако все логические детали совпали. Конечно, это он. Какое ужасное время, никому нельзя верить. Скажи-ка, Пашенька, а пистолет с глушителем…
— Соколов не конкретизировал. Просто приказал ликвидировать тебя, раз ты много узнал. У меня не было выбора. Поверь.
— И что же вас так крепко связывает, что ты согласился на роль киллера? Сколько он заплатил тебе? Разумеется, долларами?
— Нисколько. Пока. Говоря современным языком, у нас с ним бартер.
— Любопытно! — вскинул брови Григорий. — И чем же он обещал рассчитаться?
— Увеличением процента от дохода организации.
— Очень интересно! — улыбнулся Григорий. — Хочешь навешать мне спагетти на уши. Продолжай.
— Но это правда. У меня было два процента, а он увеличил до четырех.