Впрочем, заметив, что Назоров не обращает на вольности внимания, продолжил:
— Как только она троих детей выносила! Вон моя корова шести пудов весу, а из пятерых только двоих Бог не прибрал! — И в сердцах сплюнул на тротуар. — Говорят, живут душа в душу.
Более ничего добавить не мог.
Горничная, румяная девушка лет двадцати двух, только улыбалась и ничего рассказывать о хозяйке не хотела. Видимо, опасалась потерять службу, выболтав хозяйские тайны.
— Не знаю, — повторяла она. — Спросите лучше у Ираиды Карповны.
Слуга по имени Еремей, высокий худой человек с вытянутым пергаментным лицом, оказался более разговорчив:
— Дай Бог здоровья Павлу Леопольдовичу, душевный человек. Никогда голоса не повысит, слова грубого не скажет, а коль что прикажет, то так, что сразу хочется исполнить.
— Мягко стелет, да жестко спать.
— Точно подмечено, господин Назоров, — согласился слуга.
— Видимо, и семейная жизнь у них безоблачна, — закинул удочку сыскной агент. — Ведь трое детей подрастают. Павел Леопольдович в них, верно, души не чает?
— Именно так, но… — понизив голос, разоткровенничался слуга, — лучше б другой женой обзавелся.
Испугавшись, что сболтнул лишнее, деланно закашлялся.
— Говори, если начал, — подзадорил его Василий Иванович.
— Вы…
— Послушай, у нас в сыскном есть правило: все, что услышано, считается невысказанным. Не буду же я ссыпаться на тебя в разговоре с хозяевами, а все тайное рано или поздно выходит на свет божий.
— Хахаль у барыни есть.
— Да ты что!
— Вот именно, — расстроенно повторил слуга.
— Как ты узнал?
— Вы правильно сказали, что тайное найдет щелочку и выйдет наружу. Вышло случайно. Раз отпустил меня хозяин надень, я к приятелю поехал — там рядом с его домом портерная. Вот мы сидим там, я немного от пива хмельной — вдруг вижу в окне: барыня моя едет. Я на улицу и за ней, уж не знаю, что на меня нашло. Она остановилась у дома одного, там ее господин ждал. Главное, что не молодой, а пенек старый, да и тот в пенсне. Так мне обидно за хозяина стало…
— Не обознался ли ты?
— Я барыню за версту узнаю.
— Дальше что?
— Что-что… — пробурчал мужчина. — Вышла часа через три, вот что.
— Может, в гости к подруге ездила?
— Да нету у нее на Косой линии знакомых, — отмахнулся слуга. — Она вуальку подняла, а господин-то к губам приложился. Хотел я хозяину доложить, да жалко его стало. Павел Леопольдович в барыне души не чает, а она… — И грязно выругался.
— Так ты говоришь, на Косой линии?
— Да, в доме Брусницыной, во втором этаже этот пенек обитает.
— Может быть, ты его имя и фамилию узнал?
— А то!
— Так как же?
— Василий Венедиктович Вознесенский.
— От кого узнал?
— От дворника, само собой.
— Что можешь еще добавить?
— Ничего, все сказал.
— Да, — обернулся Назоров, направившись к выходу, — как думаешь, способен ли господин Корф убить своего соперника?
— Что вы! Даже пощечину дать не в его правилах, а вы говорите убить!
— Неужели честь дворянина не стал бы защищать?
— Господин Назоров, могу сказать точно, что Павел Леопольдович не стал бы бегать по улицам с пистолетом и ждать обидчика у его дома.
Василий Иванович дотошно проверял то, что было сокрыто от пути следствия. Вот и на сей раз, вместо того чтобы броситься на поиски указанных перед смертью господином Вознесенским лиц, якобы причастных к делу, сыскной агент решил ознакомиться с личной жизнью покойного. Чем черт не шутит!
Разговор с баронессой Корф состоялся только на следующий день. Являться с визитом в дом статского советника не следовало: и так уже слугам, небось, известно, какой щекотливый предмет интересует полицию. Не хотелось бы, чтобы раньше времени слух дошел до Павла Леопольдовича. Пусть пребывает в неведении относительно отношений жены с присяжным поверенным Вознесенским. Тем более что за смертью последнего связь сама собой прекратилась.
Через горничную Василий Иванович послал записку Ираиде Карповне о крайне важном разговоре, а на словах просил передать, чтобы барыня сама назначила место. Ответ не замедлил себя ждать: баронесса пригласила к себе, когда муж находился на службе.
Ираида Карповна оказалась действительно миниатюрной женщиной лет тридцати, хотя если бы Назоров встретил ее на улице, то дал бы ей не более восемнадцати. Пышная прическа добавляла росту, но все равно она казалась девочкой, которая хочет выглядеть взрослой.
— Госпожа Корф, — Назоров расправил пальцем усы, — извините за столь внезапное вторжение, но меня привели к вам трагические обстоятельства.
Выражение лица баронессы не изменилось, только черные тонкие брови недоуменно поднялись на мгновение.
— Я слушаю вас.
Сыскной агент не стал ходить вокруг да около.
— Вы, видимо, уже знаете о безвременной кончине Василия Венедиктовича Вознесенского?
Глаза женщины потемнели, но в лице не дрогнул ни один мускул.
— Какое отношение имеет названный вами господин ко мне?