Она и не собиралась. Тоже удумал, дебил, им… бенцил. Ну запал на неё, и чего? Ну сильный, смелый, но ведь бедный. С ним салон не купишь. Ему детей подавай, готовить учись. Как-то: «Что это за клёклые ляпышки?» — «Пельмени, сам же принёс». — «Пельмени, перчинка, надо, как и хрен, вовремя сунуть и вовремя вынуть». Закукарекал заместо спасиба: одними питательными таблетками сыт не будешь, детям нужна нормальная еда, иначе зубы вообще не вырастут… Достал. Подумаешь, зубы. У всех с малолетства вставные, и у них будут. Но то всё печальки по сравнению с горем горьким — физической близостью с первым состоявшимся мужчиной. Она думала, будет как с Фрейдом Сигизмундовичем, ласковые прикосновения, а так гадко, грубо, каждый раз — тошнит и рвёт. Когда первый состоявшийся мужчина, матерясь от неожиданного подарка, сорвал заветный аленький цветочек, Джи, открыв глаза вслед уплывающей боли, увидела над собой вместо лица прекрасного принца харю отвратительного чудовища. Тогда же в потайной комнатке канареечной головки поселилось звериное желание впиться зубами в огромный мясистый член. Иногда накатывало.
В первый месяц с беременностью пронесло. Дальше спасали противозачаточные препараты, от звериного наката — травка, облака. Жесткая обыденности стал чаше требовать расслабухи — паук выручил, таблетками подсобил. Тут птичку накрыло. Придя в себя, задёргалась: как, что, куда… Маман ничего не должна знать, Лот не одобряет наркотики… Лиза! Возвратившись из Парижа, Джи сомнения Боба — «что это за друг такой, надо бы его прощупать», «что это за мамзель такая, где-то я её видел» — рассеяла коротко, но ёмко и стала часто разговаривать с Лизой наедине. О чём? Понятно — что мечтала о папе, ждала принца, получила чудовище и странного друга, который к ней равнодушен. Когда, желая вызвать ревность Лота, она рассказала ему, какой у них с Бобом улётный секс, в ответ услышала искреннее: «Я очень за тебя рад». «Представляешь, — плакалась Лизе, — я за ним скучаю, а он за меня рад». Загадочная фея из параллельного мира выслушивала девичьи тайны, высушивала девичьи слёзы, но помочь не спешила. Наверное, полномочий не имела. Параллельно в облаке возник другой знакомец.
Перед погружением Джи приняла дозу, совсем крохотную, для остроты ощущений. Вальс. Сонм кавалеров, среди них Лот. Вздымается воздушное серебристое платье, вращается паркет под хрустальными туфельками на шпильках, её подхватывают чьи-то руки, глаза подняла — ёпрст, чмо из парикмахерской. Нос-пятачок, глаза-щёлочки, красный рот улыбается, Джокер, ёпрст. Или он гробовщик? Длинный, сутулый, в чёрном костюме по фигуре, в чёрных лаковых ботинках. «Не трогай меня, не хочу…» Облапил, завихлял в непристойном танце, то задом прижмётся, то передом, то змеиным кольцом обовьёт, на голове рыжий кок огнём горит, а по бокам две шишки выпирают, врезал ему, что ли, кто… «Чёрт, отвали, убери от меня свои вонючие губы…»
— Джи, очнись.
— Мамочка…
— Чем ты там занимаешься? Посмотри на себя: взгляд бешеный, зрачки расширенные. Вы все скоро чокнетесь от этих игр. Ты за часами следишь?
— А сколько время?
— Времени. Чему вас только в школе учат. Ты уроки сделала?
— Сделала. Мам, ты меня любишь?
— Что за вопрос? Разумеется. Кто тебя, девочка моя, полюбит, кроме родной матери?
По материнской линии наблюдался кавардак. Уж если рыжеватый, картофеленосый, лопоухий увалень Ричард в своей национальности не был уверен, то зеленоглазая статуэтка-мулатка Лола ею вообще не интересовалась. Недоразумение досадное, но устранимое, ибо все женщины, выходя замуж за королей и становясь королевами, обязаны подчиняться королевскому уставу, который предписывает прежде всего нескончаемую благодарность мужу за привилегию оказаться в высших кругах общества. А там статус сам решит, кого под какую гребёнку стричь.