Искатель последней надежды

Стою напротив зеркала, любуюсь собой. Выгляжу как картина Винсента Виллема Ван Гога. Мудила солдатская выкрасил всю экипировку в тёмно-оранжевый цвет, затем начал выплёскивать своё экспрессионистское творчество узорами золотой краски; витиеватые загогулины напоминали скандинавские руны. Очень красиво получилось. Разгрузку он выкрасил в тёмно-серый. Баллончик этой краски я попросил оставить, сославшись на то, что хочу покрасить перчатки и обувь, чтобы гармонично выглядеть.

Ирландец смотрел на меня в упор с минуту. Затем вздохнул, отдал приказ и улетел, оставив в дополнение к снаряге наилучшие пожелания и силиконовые стельки для обуви.

Укомплектовался по полной, даже подарок покойных друзей, кевларовые носки и те надел. Кажется у меня шизофрения. (Нет, не кажется.) Я пришел к этой мысли, после того как выкрасил шнурки на берцах и резинку на очках. Зато теперь, я точно готов.

Отложив шлем в сторону, решил напоследок зайти в лабораторию, попрощаться с Нестеровым, но профессора не было на месте, и я прошел дальше к двери, ведущей в его кабинет и каюту. Прохожу мимо Дианы и замечаю, или мне показалось, что её глаза открыты. Подхожу ближе к ней и вижу, как она плачет, смотрит на меня и плачет. Слёзы стекали по краям глаз и падали на её волосы.

— Привет Ракета, — улыбнулся я как мог, наверное нелепо.

— Привет, — она улыбнулась в ответ.

— Ты только не двигайся, отдыхай. Профессор поставит тебя на ноги. Ты в безопасности, всё позади. Как вылечишься, вертолёт заберет и вывезет тебя подальше от Мелисы.

— Я знаю, я слышала. Ты не обязан так жертвовать ради меня, твой товарищ всё правильно сказал, у меня никого не осталось в живых. Я пошла на эту работу намеренно.

— Как это произошло?

— Теракт в метро, ты наверняка должен был слышать о нём.

— Мне жаль, — я коснулся ладонью её предплечья, — Я еще не знаком с этой болью, но могу представить что ты чувствуешь и вот что скажу: Нет в мире не одного достойного повода чтобы прервать свою жизнь, но сама жизнь есть повод для её продолжения. Твои родные желали тебе только лучшего, не огорчай их память.

— Ты даже не знаешь моих родителей. Они любили моего младшего брата больше, чем меня. До меня им никогда не было дела. Спихивали меня во все кружки и музыкальные школы. Художественная гимнастика, фортепиано, волейбол, шахматы. Куда только меня не старались убрать, лишь бы я только дома реже появлялась. Они решали вместо меня, что для меня будет лучше, дошло до сватовства меня за сына министра образования.

— Ну разве это плохо?