Как сломали меня опера в далёком 2015 году. Тогда я был молод, слаб и воспитан в лучший традициях, это со мной сыграло злую шутку. Я давно думал и размышлял, на тему «а что если» и многое указывало мне на то, что сами звёзды приговорили меня с этому сроку. Причинно следственная связь. Если бы я просто остался дома задротить в доту — ничего бы этого не было. Если бы я не расстался с Дашей — ничего бы этого не было. Если бы я не дружил с Сашей — тоже. Если бы я начал убегать от полиции — тоже. Если бы я разбил свой телефон, а не оставил его как главного терпилу — тоже. Но самое главное, это то, что я позвонил не тому человеку. Я позвонил не маме, не тёте, не дедушке. Я позвонил Саше. У меня был один звонок, который разделил мою жизнь на до и после. Однако, могу добавить, что я подкупил мусора который изымал у меня личные вещи, он дал мне свой телефон для звонка, но я не помнил номера наизусть. Я позвонил на единственный номер который помнил. Он был заблокирован. Стресс, паническая атака. Мне трудно это вспоминать. Эту камеру с бомжами и холодный пол на котором пришлось спать. Эти вздрагивания от каждого шороха. Это всё было ужасно. Но не надо меня жалеть, я не нуждаюсь в вашей жалости. Что не убивает — делает сильнее… или ломает.
Соловей переспросил мою фамилию и посмотрел в списке освобождающихся. Это такой список который за три дня подают в дежурную часть. Соловей не нашел меня сказав «а с чего ты взял, что ты освобождаешься?». Этих слов мне было достаточно и я с чистой совестью ушел в школу дописывать книгу. В школу за которую я пролил кровь в 2018 году вместе с Андреем по прозвищу Бутырка, более известным как Лис, Анабиотик, Джими Тодеско по прозвищу Тюльпан или Кекельбетский Дьявол.
С Андреем я сейчас на связи, он освободился еще в 2020, но из-за коронавируса ему было не сладко и он пошел на второе преступление, его поймали и осудили на 3 года. Он вышел раньше, так сказать, второй раз досрочно. Ублюдок конечно, мне то хер без масла, а не УДО, а ему повезло. Я не завидую, я рад за него, просто обидно, что мне даже двух месяцев не простили и оставили сидеть.