Асмодей пренебрежительно фыркает. Можно подумать, определеннее значит правильнее... К сожалению, мсье отстал от жизни. Это ведь только схоласты считают, что ответ должен быть строго определенным: да - да, нет нет... Настоящие ученые, в особенности ученые двадцатого века, придерживаются иного мнения. Слишком много в мире такого, чего однозначно не объяснишь. Вот, например, свет. Что это такое? Световые волны? Да. Корпускулы? Тоже да. Стало быть, и то и другое вместе. Ограничиться одним определением - значит неминуемо впасть в упрощение...
- Ближе к делу, - перебивает Мате. - Вас, кажется, не о природе света спрашивают, а про янсенистов.
- Я вижу, вы во что бы то ни стало хотите ЯНСНОСТИ, мсье, - каламбурит Асмодей. - Так имейте в виду, что янсенизм как религиозное учение, на мой взгляд, ничем не лучше всякого другого. Тут я целиком на стороне мсье Вольтера46: когда-нибудь со свойственным ему беспощадным сарказмом он скажет, что неплохо бы удавить последнего иезуита кишкой последнего янсениста. Но янсенизм как общественное движение, янсенизм - стойкий противник королевского произвола и растленной, продажной католической церкви, не может не вызвать уважения и даже, если хотите, симпатии. Не случайно к лагерю янсенистов примыкают многие выдающиеся люди Франции, отнюдь не страдающие особой религиозностью. И опять-таки не случайно янсенистов так ненавидят и притесняют светские и духовные власти. Видимо, в них усматривают опасную мятежную силу. И тут уж я вполне согласен с мсье Бальзаком, который в свое время назовет янсенизм революционным бунтом, начатым в области религиозных идей.
- Сложная характеристика, - задумчиво гундосит Мате.
- Не более сложная, чем сам семнадцатый век, - возражает черт. Поистине перед нами время глубочайших противоречий и ужасающих крайностей. Просвещенность и невежество, вольнодумство и мрачный религиозный мистицизм, блестящая аналитическая мысль и дикие суеверия - все это переплелось здесь самым причудливым образом и нередко противоборствует даже в одном человеке...
Тут он внезапно умолкает (будто убоялся сболтнуть лишнее), стремительно пикирует, и не успевают филоматики глазом моргнуть, как маленький земной шарик разрастается, приближается к ним почти вплотную - и вот они опять над Францией!
Теперь они летят над потоптанными войной полями и угрюмыми малолюдными селами. Асмодей произносит чуть слышное заклинание - крыши домов исчезают, и путешественникам открываются страшные картины бедствий и нищеты.
В одном доме на куче тряпья лежит мертвый ребенок, а обезумевшая от горя мать мечется из угла в угол: то под лавку заглянет, то в пустой холодный очаг...
- Что она ищет? - недоумевает Мате.
- Хоть что-нибудь, чем можно бы заплатить за отпевание, мсье.
Потом они слышат топот и видят вооруженную вилами и топорами толпу, которая гонится за человеком в коричневой рясе. Асмодей говорит, что это деревенский священник. Только что он произнес проповедь, призывая прихожан исправно платить налоги, а поплатиться-то придется ему самому: через несколько минут его забьют до смерти.
- До какой же крайности дошли эти богобоязненные овцы, если отважились поднять руку на своего пастыря! - сокрушается Фило.
- Скажите другое, - возражает Мате. - Как низко пал этот, с позволения сказать, пастырь, бесстыдно предающий интересы своей паствы!
- Смотрите, пожар! - Фило указывает на мечущиеся вдали тревожные сполохи.
Приблизясь, филоматики слышат выстрелы вперемешку с человеческими воплями и разноголосым ревом перепуганных животных. Клубы густого черного дыма скрывают от них происходящее, но бес полагает, что оно и к лучшему: жестокое зрелище разбоя и насилия вряд ли доставит им удовольствие.
- Разбой, - повторяет Мате, - это как же понимать?
- Обыкновенно, мсье. На деревню напали бандиты. Кого перебили, кого связали, побросали в мешки все, что подвернулось под руку, а теперь вот уходят, подпалив дома и уводя скот, а заодно - последнюю надежду поселян дотянуть до нового урожая.
- Негодяи! - возмущается Фило. - И откуда только такие берутся?!
Асмодей, по обыкновению, отвечает коротким смешком. Ко-ко! Откуда? Да из таких же вот обнищалых крестьян. Когда не можешь прокормиться честным путем, долго ли свернуть на дурную дорожку? И вот кочуют по стране полчища грабителей, и сами ограбленные непосильными поборами. А на кого, между прочим, вину валят? Первым делом на черта! Чуть человек споткнулся, сейчас говорят: нечистый его попутал... Что, разве не так?
...Неподалеку вспыхивает веселая музыка. После только что виденного она до того неуместна, до того оскорбительна, что Мате не в силах сдержать раздражение. Хотел бы он знать, кому это так весело, когда рядом мрут с голода!
Бес философски пожимает плечами. Дело житейское! Одни подыхают, другие предаются забавам и чревоугодию.
При слове "чревоугодие" в глазах у Фило появляется нездоровый блеск.
- Мм... - мычит он неуверенно, - может быть, все-таки взглянем, что там едят? Просто так, из чисто исторического интереса.