Исход из Длинного Солнца

— Точняк, генерал. Можешь пропустить все это.

— Я еще никогда не знала Мужчину. И поэтому я видела лицо богини так же ясно, как сейчас вижу твое. Даже более ясно, потому что ее лицо сильно светилось. Я слышала все слова, которые она произнесла, и могу повторить их дословно. Но когда я познаю Мужчину…

Виноватые слова выскользнули наружу; она поторопилась продолжить, прекрасно сознавая, что щеки покраснели:

— …я больше не смогу видеть Ехидну. Не больше, чем твой друг. В том случае, если я познаю Мужчину. Я имею в виду, что тогда у меня будут отношения с… с мужем. Моим мужем. И я не смогу повторять слова богов, как и ты.

— Это именно то, о чем я хотел потолковать с тобой.

— О словах богини? Она сказала…

Паук отмахнулся от слов Ехидны.

— Нет. Ты сказала, что собираешься выйти замуж и познать вполне конкретного мужчину. И я должен кое-что рассказать тебе.

Ее рука легла на игломет, находившийся в кармане.

— Паук, ты имеешь в виду себя? Нет. Не добровольно.

Он покачал головой:

— Бизон. Я попал, а? Я вижу, как ты говоришь о нем. Ты вздрогнула, когда я сказал, что на меня работают парни, которых ты считаешь своими. Ты испугалась, что Бизон — один из них.

— Конечно, нет! — Майтера Мята три раза глубоко вдохнула и отпустила игломет. — Мне кажется, все-таки испугалась, немного.

— Ага, я точно знаю. Ты говоришь себе, что ничего подобного быть не могет, и только из-за того, что он наплел тебе.

Она отступила назад и обнаружила, что плечи прижались к холодному коркамню.

— Я не говорила ему ничего, и он не сказал мне ни одного слова. Ничего! Но я видела — или верю, что видела… И он, Бизон, несомненно… Видел меня. И слышал меня. Мой голос. Точно так же.

— Ага, я понял тебя, генерал. — К ее удивлению, Паук перестал смущать ее своим взглядом и оперся о стену рядом с ней.

— Сколько тебе лет?

— Не твое дело, — сказала она как можно более твердо.

— Могет быть, да, но могет быть, и нет. Как ты считаешь, сколько мне?

Она покачала головой:

— Я не назвала тебе мой возраст, так что было бы совершенно неуместно с моей стороны гадать о твоем.

— Мне сорок восемь, лилия. Я бы сказал, что тебе тридцать три или тридцать четыре. Если я промимал, извини, но ты же мне не сказала.

— И не скажу.

— Я только хочу сказать, что она идет ужасно быстро. Жизнь идет ужасно быстро. Ты думаешь, будто знаешь об этом. Хрен тебе, ничего ты не знаешь. Я помню все, что случилось со мной, когда я был пацаненком.

— Я понимаю, Паук. Я в точности знаю, что ты имеешь в виду.

— Ты думаешь, что знаешь. У меня было, могет быть, сотня женщин. Хотел бы я вести счет, но я так не делал. И только двум из них я не платил, и одна просто шизанулась, когда я познал ее.

— Совершенно нормально для мужчин считать женщин… — майтера Мята замялась, подыскивая дипломатичное слово. — Иррациональными. И для женщин думать то же самое о мужчинах.

— Ну, если сказать тебе лилейное слово, одной из них я должен был заплатить. Я не дал ей денег, но она стоила хрен знает сколько. Больше, чем сама того стоила. — Паук искоса поглядел на майтеру Мята. — Я должен сказать тебе кое-что важное, но не знаю, как заставить тебя поверить мне.

— А это правда, Паук?

— Лилия, да! Каждое слово.

— Тогда я поверю тебе, даже если ты не веришь мне, когда я говорю о богах. Что это?

— Не боги. Я должен был сказать тебе об этом давно, сечешь? Было время, когда я мог бы иметь женщину вроде тебя, но это давно прошло. Прошло и исчезло, сечешь? Просто ускользнуло прочь. В прошлом году я встретил одну, которую, как я подумал, мог бы полюбить, и вроде как немного притворился, сечешь? И она тоже мне подыграла. Но потом она увидела, что я всерьез, и просто замерзла. Она глядела на меня, и ее глаза говорили: «Слишком старый, слишком старый». Все проходит очень быстро. А я не чувствую, что состарился. Еще нет.

Примерно полминуты его молчание наполняло туннель.

— Лады, теперь об этом быке, Бизоне.

Майтера Мята заставила себя кивнуть.

— Я думаю, что умру. И, скорее всего, совсем скоро. Пока мы хоронили, я надеялся, что они меня подстрелят, и я расскажу тебе перед тем, как заледенеть; тогда ты бы мне поверила. Но они не стали в меня шмалять. Если бы на их месте были мои ребята, тебя бы уже давно заледенили, так что я должен рассказать прямо сейчас. Он был одним из моих, сечешь? Бизон. Очень умелый.

Она не была уверена, сказала ли она что-то. Возможно, нет.

— Предполагалось, что он будет докладывать каждую ночь. И я буду встречать его в этом самом месте. Но он пришел только первый раз, первой ночью.

Оказывается, она опять могла дышать.

— Ну, я послал кое-кого. Того самого парня, за которым мы идем, Бобра. И тут Бизон сказал, что он слинял. Дескать, он не скажет тебе ни слова о нас, но и нам ни слова о тебе. Лилия, генерал. Вот как это было. Я не буду обвинять тебя, если ты не поверишь мне, и я бы тоже не поверил, если бы был в твоих туфлях. Но я кончусь сегодня и знаю это, и я бы хотел, чтобы ты попричитала надо мной, когда я остыну.

— Помолилась за твою душу. — Она все еще пыталась осознать правду о Бизоне.