Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма

Командир дивизиона, полковник Роппанет, с командирами батарей и небольшой группой разведчиков выехали на полкилометра вперед, и колонна продолжала движение. Так мы прошли более часа, пересекли дорогу от Сарагуз на Евпаторию. Беспокойство за свою участь все же не улеглось, его вызывало зарево пожаров, дугой охватившее нас с востока, оно то удалялось, то приближалось, что показывало присутствие там врага.

Вдруг, из глубины темноты, раздался громкий голос: «Стой! Кто идет?» Назвать себя было опасно. Последовал «дипломатический» разговор, начатый ответом: «Свои!» В это время наши руки вынимали из кобур револьверы, а противоположная сторона щелкала затворами. К счастью, кончилось все благополучно. Оказалось, что мы наткнулись на конную заставу 2 дивизий генерала Барбовича, выставленную на окраине города Сарагуз. Начальник заставы нас информировал о крайне серьезной обстановке и предложил нам скорее двигаться на Симферополь, так как конница спешно отходит, а красные совсем близко.

Что же произошло? Почему нас забыли в Трех Обломах? Всему виновата усталость. Посланный разведчик с приказанием выступать дважды побывал в 1-м дивизионе, а адъютант бригады штабс-капитан Шереметов^{197}

не обратил внимания на отсутствие подписи командира 3-го дивизиона полковника Роппанета или его адъютанта, а удовлетворился количеством этих подписей. Командир нашей бригады, генерал Ерогин, в это время исполнял должность начальника дивизии, потерявшей в боях свой генералитет, и, конечно, занят был более ответственным делом, когда ему доложили, что в колонне нет нашего дивизиона, мы шли по другой дороге в сторону от бахчисарайского направления. После возвращения разъезда штаба дивизии, не обнаружившего нас на месте ночлега, 3-й дивизион считался пропавшим без вести, а последний, предоставленный собственной участи, преодолевая все многогранные трудности своего пути, достиг Севастополя, когда погрузка на корабли была закончена и армада судов, готовых к отплытию, стояла на рейде.

Сколько надо было иметь душевных и физических сил, чтобы преодолеть неожиданно встретившиеся трудности; на полдороге из Бахчисарая до Севастополя шоссе буквально было забито подводами встречного движения. Теперь оно окончательно замерло, сцепившись колесами и оставленное людьми… только понурые лошади еще подавали признаки жизни. Чтобы двигаться, пришлось приказать чинам батареи распрягать лошадей, а повозки сбрасывать в канавы. На встречавшихся мостах работа была еще более сложной: здесь подводы перебрасывались через перила, но сил все же хватило, чтобы пробиться к пристани.

Тут повторилось пережитое в Новороссийске, но ко всему прибавилась жгучая душевная боль предстоящей разлуки с Родиной, и не одному из нас приходила мысль о самоубийстве. Потерять все и не знать, что впереди, стучало в сознание мертвым заступом, но больнее всего колола мысль о гибели нашего дела, в святость которого мы так верили и проявили столько энтузиазма.

Стояли мы на берегу и смотрели на готовые к отплытию корабли, занятые собой и безучастные к нам. Мы могли взывать к ним, и они не услышали бы, сигналы наши им были не понятны; на пристани не было ни одной лодки; время проходило, солнце склонялось к западу, люди стали нервничать и считать себя брошенными. Пришлось их успокаивать обещанием разделить участь с ними в ближайших горах, если нам не удастся связаться до ночи с кораблями.

Все же в этот раз рок не оказался жестоким — неожиданно с Графской пристани отчалила лодка, вел ее один человек. На наши крики повернуть к нам лодочник стал заметно удаляться, тогда был поставлен пулемет, огонь которого заставил лодку причалить к нам. Спасение пришло. Командир батареи назначил несколько солдат батареи с фейерверкером сесть в лодку и подойти к ближайшему вымпелу и доложить о нас. От этих людей, покорившихся своей участи, вырвался нелицемерный протест. «Мы верим своему начальству, только командир может добиться нас подобрать», — повторяли они и на руках внесли командира в лодку. Правы были солдаты, но прав был и командный состав в этой обстановке, устранявшей подозрения к собственному спасению. Связь с кораблем, и именно с «Генералом Корниловым», была установлена. На этом корабле оказалась и наша бригада. Спущенные с бортов лодки в несколько рейсов перевезли всех ожидавших на берегу.

Закончен путь. Исполнен долг. Размышления о превратностях судьбы каждый из нас унес на корабль и там, где-то под лодкой, спасаясь от докучливого дождя, передумывал о случившемся и старался немного приподнять завесу будущего, но бессилен был каждый участник трагедии разобраться в душевном хаосе, и невольно он пришел к покорности фатуму — так, значит, суждено! И унесли нас корабли за неведомые горизонты, в чужие страны. Скрылась от нас дорогая Родина, но остался священный огонь в сердце, и будет он гореть, пока мы живы будем.