Читаем Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма полностью

Ура! К нам приближается наш бронепоезд! Бронепоезд прошел мимо нас и открыл из своих орудий и пулеметов огонь по красной кавалерии. Мы спасены. Устали страшно. Нагнали смоленцев. Они едут на тачанках. Подсел на одну. Сидят три солдата, и стоит пулемет.

— Алексеевец? — спрашивают.

— Да!

— Ну и досталось вам сегодня на орехи!

Уже вечереет. Входим в Федоровку. На улице масса обозов. На станции гудят паровозы. Холодно страшно. Нашел наши повозки. Ночью выступили опять…

Из письма генерала А. Н. Черепова{242}: «Я был на станции Федоровка, когда на станцию подошел бронепоезд. Влез на крышу вагона, увидел маленькую отступающую колонну среди неприятельских разъездов. Приказал бронепоезду открыть огонь по разъездам. Был счастлив помочь нашей русской части. Когда пехота подошла к Федоровке, оказалось, что это были алексеевцы».

Из письма капитана Еременко{243}

: «Отвечаю вам на ваши вопросы. Сообщаю, что уцелело в памяти. Из Андребурга нашему полку надлежало идти в село Богдановка на соединение со Сводно-Стрелковым полком. В Богдановке Сводно-Стрелкового полка не оказалось. Не успели мы занять позиции, как показалась конница противника. Донской полк, тоже стоявший здесь, стал отходить. Бронепоезда, стоявшие на станции, тоже ушли. Откуда-то взявшаяся батарея выпустила несколько снарядов по противнику, снялась и ушла. Потом выяснилось, что они были вызваны генералом Канцеровым для контратаки конницы противника, занявшей у нас в тылу Геническ. А алексеевцы, видимо, были принесены в жертву для общего блага. Это был конец полка. Много было порублено, много взято в плен.

Первыми начали сдаваться красноармейские роты 2-го батальона. Командир этого батальона, подполковник Абрамов, не перенес позора и застрелился. Часть 1-го батальона вывел полковник Логвинов, проявивший выдержку и большое хладнокровие.

Я в это время вернулся из разведки в Федоровку и находился при командире полка полковнике Бузуне{244}. Под ним была ранена в живот лошадь и еле-еле шла. Я бы в случае нужды мог бы и „удрать“, да как бросить командира полка? На наше счастье, вернулся бронепоезд, кажется „Офицер“, и открыл по красным огонь и тем самым спас оставшихся алексеевцев и нас с командиром полка.

В Федоровке командир полка сказал нам, что им послано донесение, что „Алексеевского полка больше нет“. Ну а дальше и писать не о чем.

В Галлиполи алексеевцев прибыло не более 100 человек. Во вновь сформированный Алексеевский полк они вошли как отдельная рота».

И. Игнатьев{245}

Последний бой 1-го Партизанского генерала Алексеева Пехотного полка{246}

В период отхода Белых Русских армий по всем фронтам Северной Таврии в октябре месяце 1920 года (14–15 ст. ст.) общие силы красных исчислялись до 130 тысяч. Со стороны нас, белых, боевых сил в Северной Таврии было тысяч 35. Нашими войсками уже были оставлены Никополь и Каховка и все естественные рубежи на реке Днепр. 1-я армия генерала Кутепова и его конница сосредоточивались у Серагоз. 2-я армия генерала Абрамова планомерно спешно отходила по железной дороге Федоровка — Мелитополь. На 1-ю армию генерала Кутепова со стороны Каховки надвигалась 1-я Конная армия Буденного, около 25 тысяч, и на 2-ю армию генерала Абрамова со стороны Никополя надвигалась 2-я Конная армия Буденного — нужно считать 25 тысяч.

Вот эту 2-ю Конную армию Буденного нашему 1-му Партизанскому генерала Алексеева пехотному полку и пришлось увидеть 15 октября (ст. ст.) 1920 года. Полк занимал позицию заслона железнодорожной станции и большого села Федоровка в 15–20 верстах на запад. В сторону фронта и флангов местность была видимая — открытая. В десятке верст слева, к югу от нас, как говорили, занимал позицию надежный Самурский пехотный полк, который недавно у Каховки прикрывал отход наших войск на левую сторону Днепра. Справа нашей позиции был хуторок, как помню, из четырех крестьянских хат, в которых размещались наши командиры и солдаты, кому была очередь обогреться, — морозы стояли десятиградусные.

Ночью я вышел из хаты. Занимался рассвет, вдали на горизонте воздух волнисто шевелился. Я доложил командиру батальона полковнику Логинову. Пошли наблюдать вместе. Было холодно и ясно, все было покрыто густым инеем.

Вдали в долине верстах в пяти увидели мы черную шевелящуюся точку, затем черную черточку; затем черных черточек становилось больше и больше. Стало ясно, что в сторону нас движутся колонны — не иначе как неприятельской конницы: воздух на рассвете шевелили горячие конские массы.

Через несколько минут полковник Логинов обсудил обстановку со старшими офицерами. Полку было приказано отходить на Федоровку в сомкнутом строю уступами побатальонно, на дистанции 200–300 шагов по глубине и по фронту. Как из-под земли выросли наши три батальонные колонны — всего человек 500. Условия передвижения в гору по глубоко вспаханным, не забороненным, обмерзшим полям были очень тяжелы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее