Читаем Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма полностью

Мы выступили и пошли к юго-западу, в направлении Каховки. Смеркалось, и шел снег. Я заснул идя. Колонна шла в поводу, и я проснулся, наткнувшись на круп предыдущей лошади, когда колонна остановилась. Думал, что спать на ходу нельзя: ан можно. Остановились в какой-то деревне, название которой не записал. Мы не вошли в деревню, остались ночевать в сараях на окраине. Очевидно, чтобы быстро собраться. Ночевали отвратно. Простояли тут день.

Отсюда уехали и брат, и Александров в обоз в Феодосию. У меня было двойное чувство. С одной стороны, я был рад за него, потому что предстояли жестокие бои. Но с другой — не хотелось расставаться в такое тревожное время. Я дал ему карабин. Это был последний раз, что я пожал руку брату. Больше я его не видел. Он умер в Константинополе от менингита.

Бой

Наша дивизия была где-то очень близко от Каховки. Рано утром приказ: «Седлать, заамуничивать». Мы вышли из деревни и сразу же наткнулись на красную кавалерийскую дивизию. Начался очень упорный бой. Мы стояли возле генерала Барбовича, когда в его свиту ударила граната и один всадник улетел волчком вверх, как под Егорлыцкой. Близость Каховки давала себя знать, красная дивизия упорно выдерживала все наши атаки, бой был жаркий. Но с нашей стороны, откуда ни возьмись, появилось штук двадцать светло-серых легких грузовиков «фордов» с пулеметами. Они выстроились цепью и пошли на красную кавалерию. Метод был новый и увенчался полным успехом. Красные бежали, а «форды» их преследовали и нанесли значительные потери. К сожалению, вечером почти все «форды» бросили, предварительно испортив, из-за недостатка бензина.

Мы шли рысью сейчас же за «фордами». В одном месте прошли мимо разбитой красной батареи. Стояло два покинутых орудия, лежали убитые лошади и люди в красных чакчарах (штанах), что указывало, что это была хорошая часть. Мы взяли снаряды из передков, а орудиями не заинтересовались. Сняли только затворы и прицелы и побросали их в колодец в следующей деревне. Мы не остановились в этой деревне, а шли всю ночь и весь следующий день. Было очень холодно.

Уезжая, брат сказал мне, что поедет на Геническ и через Арабатскую Стрелку, там, где мы стояли на фронте. Брат и Александров уехали, а на следующий день мы узнали, что красные перешли Днепр у Каховки и один красный кавалерийский корпус прошел по всей Таврии до Геническа (18/31 октября 1920 года). Я страшно волновался за брата. Успел ли он проскочить на стрелку или?.. Но возле Геническа оказалась наша пехота, тяжелая батарея и Донская дивизия генерала Абрамова. Они взяли красных в переделку, разгромили, и красные бежали так же быстро, как пришли. Красные были разбиты, но про судьбу брата я ничего не знал.

После упорного боя с красной кавалерийской дивизией мы поняли, что идти атаковать красных у Перекопа мы не можем. Красные навели громадное количество войск, а кроме того, у нас был недохват снарядов и патронов. Это был наш хронический недостаток. Патроны и снаряды мы получали из старых военных русских запасов из Франции, и нам их давали понемногу… Теперь мы были бы рады уйти в Крым.

Рождественка

Проходом красной конницы до Геническа мы были отрезаны от Крыма, но я почти не волновался. Мы были прекрасной дивизией с хорошим командиром и, так или иначе, сумеем пробиться в Крым. Было ужасно холодно. Но из-за того, что земля промерзла, идти было легко, не застревали. Мы шли уже не на Перекоп, а на Чонгарский мост. После боя с красной кавалерией мы, не останавливаясь, шли ночь, весь день и всю следующую ночь. Останавливались только для кормежки лошадей. Под утро мы оказались перед селом Рождественкой. Но тут дорогу в Крым нам преградила красная кавалерийская дивизия. Начался бой, который длился весь день, и в конце концов мы не могли оттеснить или прогнать красных.

Стало темнеть, бой постепенно замер. Мы отошли. Но вдруг, откуда ни возьмись, появился батальон Корниловского пехотного полка. Они ехали на повозках и направлялись в Рождественку, занятую красными.

— Эх, кавалерия, слабо, значит? Мы должны вам подмогнуть? — иронически кричали нам корниловцы.

Они это сделали крайне просто. Из-за холода красные, думая, что они нас окончательно отбили, не выставили охранения. Очевидно, все жались к теплым хатам. Корниловцы, никого не встретив, въехали в село, доехали до главной площади, слезли с повозок, выстроились развернутым фронтом. Дали залп по хатам в одну сторону, еще один залп, прокричали «Ура!», повернулись кругом и дали туда два залпа и прокричали «Ура!». Этого оказалось вполне достаточным, чтобы привести в полную панику прекрасную красную конную дивизию, которая еще час назад выдержала все наши атаки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее