Искры

— Ты? Ты опять пришел? — спросила она и сразу повысила голос: — Уходи отсюда! Уходи, изверг! Ты отнял у меня Леона! Ты загубил мою жизнь и опять приехал в мой дом?

— Сестра, я ранен. Да и ты, как видно, больная, — ответил ей Яков.

Алена быстро подошла к нему и голосом, полным отчаяния, сказала:

— А-а, я больная? А кто сделал меня такой? Кто сделал меня больной? Вы с отцом… Ты! И тебя не ранить надо, тебя убить надо, как бешеную собаку!.. Удались с моих глаз долой, дьявол, и будь ты проклят навек!

В комнату быстро вошла Оксана. Сорвав с головы шапочку, она бросила ее на стол и, сдернув с руки перчатку, взволнованно сказала:

— Все разгромили. Леон вряд ли уцелеет.

Алена посмотрела на нее лихорадочными, горящими глазами и вскрикнула:

— Я говорила!.. Я знала все…

Вдруг она покачнулась, глотнула воздух и упала на пол.

Марья и Игнат Сысоич бросились к ней.

Яков опустил голову. «Все кончено, погибла Аленка», — мысленно сказал он и обратился к Оксане:

— Поедем отсюда. Тут можно сойти с ума.

— Мне некуда больше ехать. Уходи, — сквозь зубы проговорила Оксана.

Яков надел шапку и криво усмехнулся:

— Я ухожу, Оксана. Пусть и моя жизнь будет разбита. Но следующей будет твоя! — угрожающе прошептал он и вышел.

Игнат Сысоич уложил Алену в постель и посоветовал Оксане:

— Скройся куда-нибудь, дочка. Видит бог, этот зверь так от тебя не отстанет.

Оксана стояла возле окна и смотрела на поселок. Там разрывались снаряды и хлопали винтовочные выстрелы. Там был Леон, брат, был Рюмин, все рабочие-кружковцы, с которыми она не раз бывала на собраниях. Быть может, их уже нет в живых, быть может, они пали в неравной борьбе, пали за счастье простого народа. «А я, дочь этого народа, мечтавшая посвятить ему свою жизнь, я стою здесь. Кто же тогда я такая?» — мысленно спрашивала она себя.

И решилась Оксана… Торопливо надев шапочку и перчатки, она застегнула шубку и сказала Игнату Сысоичу:

— Я пошла, батя. Туда, к Леону. — И, прежде чем Игнат Сысоич понял, что она задумала, побежала на улицу.

Игнат Сысоич взглянул в окно, потом выбежал вслед за Оксаной, но ее уже не было, и он вернулся в комнату, ссутулившийся, как бы еще больше постаревший, и кулаком вытер слезы. Потом поднял глаза на иконы, положил на груди широкий крест и зашептал:

— Пошли им, господи, Николай-чудотворец, великому делу помощник, храбрости всякой и силы не покориться злодеям, трижды богом проклятым и отвергнутым народом. Пусть идет. За правду…

6

Войска предприняли две атаки на поселок, но сломить сопротивление не могли и отошли в город. Вано Леонидзе выследил, что войска не оставили никаких заслонов, и, посоветовавшись с Леоном, ночью вместе с Вихряем и его дружинниками внезапным налетом разоружил охрану из нескольких жандармов и захватил вокзал.

Тотчас же по линии железной дороги пошла телеграмма:

«Всем железнодорожникам. Дорогие товарищи! Югоринские рабочие одержали новую победу: взят вокзал. Немедленно шлите помощь. Товарищи телеграфисты, передавайте эту депешу всем Советам депутатов рабочих, всем гражданам. Югоринский совет депутатов рабочих. Штаб восстания».

В полдень приехали вооруженные винтовками рабочие завода Юма во главе с Александровым. Немного их было, всего шестьдесят человек, но одно появление их подняло настроение и боевой дух дружинников, и люди принялись укреплять баррикады с еще большим рвением. Часа два спустя прибыли в классных вагонах вооруженные рабочие соседних станций, а от Луки Матвеича была получена радостная телеграмма с приветствием от шахтеров.

Леон созвал начальников дружин на совет штаба и предложил план захвата столовой железнодорожных мастерских.

— Нечего нам сидеть в поселке, — сказал он. — У них в полку что-то неладно. Действуют все время атаманцы. А восстание начинает охватывать все новые заводы и станции, и тому лучшее доказательство прибывшие на помощь к нам товарищи… Предлагаю Вано Леонидзе и Вихряю атаковать здание столовой. Дружины Ткаченко, Лавренева и Александрова будут одновременно вести обстрел атаманцев.

Против такого предложения никто не возражал. Наоборот, все хотели, чтобы с этого началось наступление на город.

Вечером здание столовой было взято. Атаманцы укрылись в казармах, на противоположной стороне города.

На следующее утро Леон открыл в столовой заседание Совета и сообщил о положений дел. Были назначены делегаты от Совета на ближайшие заводы и хутора с поручением немедленно выехать на места для организации боевых дружин. Рюмин зачитал составленное им обращение к войскам.

Неожиданно раздался взрыв снаряда, звон стекла и треск дерева, и помещение наполнилось дымом и пылью от штукатурки.

Войска начали обстрел поселка и вокзала из орудий. Вновь полетели в небо земля, снег, крыши домов и сараев, опять вспыхнули пожары, и все заметалось в поселке, ища спасения. Около домов бегали дети и, плача, искали родителей, обезумевшие матери искали детей, в степь убегал скот, собаки, над улицами взлетали куры, голуби, а вокруг с грохотом рвались все новые и новые то картечные, то зажигательные снаряды.

Так длилось часа два…