Я заговорил о другом.
— Скажите, существуют ли на острове отшельники-чудотворцы?
— Раньше были.
— А почему теперь их нет?
— И теперь есть, но они не желают творить чудес… Люди должны верить и без чудес, тогда их вера будет истинной верой.
И он долго говорил на эту тему.
Но я почти не слушал его. Чудный вечерний закат очаровал меня. Последние лучи заходящего солнца, как бы наперекор свирепой буре, нарушившей дневной покой, освещали берега озера ярким пурпуровым блеском. Вдали виднелись живописные холмы и долины древнего Агиовта. В давние времена здесь были удельные земли царевичей из дома Аршакидов. Наследник престола жил всегда при отце в Араратской области, а прочие царевичи отсылались сюда, в Агиовт, во избежание могущих возникнуть распрей из-за престола. На этих холмах среди мрачных ущелий юные царевичи развлекались соколиной охотой, нарушая покой пещерных зверей. А ныне по этим местам носятся на своих скакунах с копьем в руке сыновья курдских беков, преследующие оленей… Я видел Аргеш, город князей Каджберуни, с именем которого связано много прекрасных дней и много горестных бедствий. Персы, агаряне, греки в течение столетий проходили чрез сей злосчастный город и подвергали его варварскому опустошению, а чего не смогли доделать вандалы, довершило безжалостное море — затопило все окрестные места, оторвало Аргеш от материка и поглотило его в своей пучине. Роскошные дома, заселенные множеством людей, погрузились на дно морское.
Лучи заходящего солнца освещали лишь вершину цитадели, возвышавшуюся словно клинообразный остров над лоном вод. Море со дня на день грозило поглотить последние остатки города князей Каджберуни и стереть последние воспоминания о нем…
Позвонили к вечерне. Инок пригласил в церковь. Но меня в эту минуту позвал Аслан.
Он по-прежнему лежал на полу.
— Что с тобой? — спросил я.
— Ничего, немного нездоровится, — ответил он и повернулся на другой бок.
— Вероятно простудились: слишком уж долго оставались в мокрой одежде.
Он ничего не возразил, только попросил открыть окна. Воздух в келье был спертый и стеснял дыхание. Но как открыть окна? Они находились слишком высоко. Я нашел какую-то подставку и поднялся. На окнах стекол не было; к рамам были прибиты гвоздичками темножелтые, исписанные листы бумаги; я сорвал их.
— Да это пергамент! Недостающие страницы в книге Мовсеса Хоренаци, которую мы видели в ризнице, — с негодованием промолвил Аслан.
Ночью ему стало хуже. Разболелась голова. Он жаловался на жажду, но свежей воды невозможно было найти здесь. Вода из озера и колодцев отдавала горечью. Чистую питьевую воду монахи вообще получали из снега, который зимой собирали в ледниках. Но в этом году водой не удосужились запастись. Был и водоем, куда стекала дождевая вода. Но водоем развалился, и вода в нем не держалась.
И с этим можно было бы примириться, если б только нам дали возможность вздремнуть. В течение целой ночи не давали покоя; то и дело приходил звонарь и тяжелой палицей троекратно колотил двери всех келий, в том числе и нашей, приговаривая: «Пожалуйте в церковь».
Помимо назначенного по канону ежедневного богослужения, отправляемого всей братией вкyпе, в церкви пустынников, которые принадлежали к особой категории монахов, совершались молитвы и службы днем и ночью без перерыва. Вся братия делилась на несколько групп, одна группа сменяла другую. А в ту ночь была суббота, и братия совершала бдение в полном составе всю ночь до рассвета.
В старое время таких иноков называли «неупокойными», а монастырь «неупокойным» или «неусыпаемым». Какой же покой мы могли иметь среди неупокойных?
После утренней службы мы отправились в келью настоятеля приложиться к его руке и проститься с ним. Он писал и принял нас довольно приветливо. Мы не задержались, поблагодарили его и попрощались.
Обычно в монастырях иноки, в надежде на подачку, крайне вежливы с посетителями и зачастую не прочь и польстить им. Но здесь, оторванные от мира пустынники-бессребреники, наоборот, чуждались людей, избегали общения с греховным миром. Подобная отчужденность доходила до человеконенавистничества. Мужчины в монастырь допускались лишь взрослые, а женскому полу доступ был строго-настрого воспрещен. Мы в последний раз взглянули на «неусыпаемую» обитель и удалились.
— Как тебе понравился монастырь? — спросил я Аслана.
— Пустыннический фанатизм и отшельническая жизнь исковеркали наши монастырские порядки, которые в свое время отличались человеколюбием. Благодаря отцам-пустынникам изуродовалась и прекрасная армянская архитектура, издавна сохранявшаяся преимущественно в монастырских зданиях. Любя бедность, скромную жизнь и лишения, отшельники довольствовались невзрачными кельями и аскетическим образом жизни; но умерщвляя плоть, они умертвили и искусство. Взгляните на эти жалкие строения, на эту печальную пyстынь!..