Искры

Прошлое и настоящее о. Егише весьма интересно. Систематического образования он не получил. Еще с юношеских лет он, подобно философам древности, долго блуждал по разным странам в поисках знания. Обращался к известным грамматикам, риторам, логикам, богословам, вступал даже в братство монахов-пустынников, но нигде не мог удовлетворить неутомимой жажды знаний; побывал и в школе иезуитов, но скоро покинул ее. Живал у шейхов Дамаска и у раввинов Ливана. Бродячая жизнь и неудачные поиски знания развили в нем своеобразный скептицизм. Иначе и быть не могло. Ему не удалось найти чистых и ясных истоков истины. В его время не существовало еще хорошо поставленных школ. Встречались лишь одиночки-учителя, которые, придавая своим скудным и жалким познаниям большую ценность, дорого продавали их, как жрецы свою святыню. Нужно было наняться к ним в услужение, угождать их прихотям до тех пор, пока они сочтут достойным поделиться крупицей своих знаний.

Но о. Егише был человек здравого смысла. Долголетний опыт, непосредственное соприкосновение с различными людьми выработали в нем вполне самостоятельные убеждения, и его взгляды, зачастую и неправильные, были плодом его собственного мышления. Вернувшись к себе на родину, в Ван, он встретился с Айриком, подружился с ним и под его влиянием мысли его приняли совершенно иное направление. И вот тогда решил он посвятить себя воспитанию детей. Согласно его желанию он был рукоположен в священники, полагая, что духовному лицу предоставится более возможностей работать среди народа. Чтобы иметь независимее положение, а главное, во избежание столкновений со священнослужителями, отказался от прихода и других доходов, получаемых священниками. Отец Егише открыл у себя на дому школу для девочек, — первую женскую школу в Ване, но, как новое начинание, она просуществовала недолго. Его собратья восстановили невежественных прихожан против нововведений о. Егише: образование, мол, развращает девочек. Епархиальный начальник, конечно, мог успокоить взволнованное общественное мнение, но он, со своей стороны, стал разжигать страсти, и на третьем году школа была закрыта. Эта неудача доставила о. Егише много огорчений и тяжелых душевных переживаний в первую пору его деятельности. Но о. Егише не впал в отчаяние, он был терпелив и дальновиден.

Уже стемнело, когда мы вернулись в Айгестан. Отец Егише пригласил нас на ужин. Аслан, никуда не ходивший по приглашению, на этот раз с удовольствием принял приглашение… Ужин прошел довольно весело. Отец Егише рассказывал приключения из своих путешествий; что видел и делал в различных странах, говорил об Айрике, об его трудах, о невежестве местных священнослужителей. Я с интересом слушал эти занимательные рассказы.

Когда убрали со стола, Аслан спросил:

— Как вы думаете, она сегодня придет?

— Непременно, сегодня ночью, — ответил вполне уверенно о. Егише.

— Но ведь это ей будет нелегко? — усомнился Аслан.

— Она знает свое дело, достаточно у ней ума и сноровки.

Аслан с нетерпением поджидал сестру священника.

За время пребывания о. Егише на чужбине семью его постигла двойная утрата: скончалась мать, а единственная сестра, оставшаяся в сиротах, была похищена турком, стала его женой. Подобное насилие было обычным явлением, поэтому армянское общественное мнение отнеслось к нему весьма снисходительно. Отец Егише безумно любил сестру и не в силах был забыть постигшей ее беды. Его возмущало, что магометанам не возбраняется не только с легкостью уводить христиан, но и обращать их в свою веру. Раз девушка-армянка выходит замуж за магометанина или армянин женится на магометанке — добровольно или против воли — они обязаны порвать все связи с сородичами и не вправе называться армянами. При встрече с армянами им запрещено говорить по-армянски; они не смеют бывать даже у родных; должны избегать армян и считать их нечестивыми, «гяурами». Однако сестра о. Егише составляла редкое исключение: она осталась верной своей нации и религии и очень скрывала от магометан свои мысли и чувства. Она любила брата и тайком виделась с ним, развлекалась с его детьми и возносила хвалу богу за благоденствие отцовского дома.

Телли-Хатун — так звали ее теперь — была женою щефа полиции Латиф-бека, одного из тех преступников, которые из должности полицейского извлекают всяческие выгоды для удовлетворения безнравственных страстей своих. Он был тайным сообщником воров и разбойников, защитником бандитов, соучастником кровавых преступлений; едва ли в городе совершалось какое-либо беззаконие помимо него. В то же время он был любимцем губернатора-паши.