Искры

«Фишанг» достоин более подробного описания. Зимою глубокие снега покрывают дороги и тропинки, всё выбоины, ухабы заполняются и выравниваются. Далеко тянется широкая гладь снежного поля. Куда ни глянешь — ничего не видать: земля слилась с затянутым мглой небом. Нет и следа дороги. Куда идти? Холод леденит тело, порывы ветра кружат в воздухе густую снежную пыль. Минута — и караван исчезает в белой мгле. Та же картина в пустынях: караван медленно тянется вперед, а вокруг вьюга кружит песок так же, как и снег зимою. Все дороги исчезают под толстым слоем песка. Куда ни взглянешь — песок, небо заволокло тучами песка, все вокруг покрывается серой песочной пылью. В такие критические минуты близкой катастрофы на помощь приходит «фишанг». Он, подобно олицетворенному инстинкту, чует дорогу, как бы ни была глубоко погребена она под слоем снега или песка. Своей могучей грудью разрывает он снег и пролагает путь каравану. Все вокруг оледенело, у людей с ресниц свисают ледяные сосульки, но тело «фишанга» покрыто белой пеной; горячий пар так и пышет густыми клубами из его широких ноздрей. Когда дорога кажется ему опасной, он настораживается — останавливается и караван. Мул неторопливо поворачивает голову во все стороны и, навострив уши, кажется, старается определить направление ветра: то смотрит в небо, точно ищет дорогу по звездам, то обнюхивает землю, не прошло ли по снегу живое существо. И вдруг из его груди вырывается тихое радостное ржание, оно передается по всей цепи: вожак отыскал дорогу! И караван движется вперед. Ему не страшна ночная мгла, два сверкающих глаза — два факела — освещают ему путь. Иногда дорога пролегает через ущелья или по краю глубоких пропастей; один неверный шаг — и караван вместе с ним низвергнется в бездну. Но вожак никогда не допустит неверного шага: его крепкие копыта точно обладают способностью видеть. Когда подходят к месту остановки, как бы ни темна была ночь, «фишанг» еще за несколько миль чует близость отдыха и начинает весело ржать. Все мулы вторят ему и ускоряют шаг.

За вьючными животными ехали путешественники на лошадях и ослах. Ноша этих несчастных животных была особенно тяжела. На каждом было взвалено по два громадных мешка, наполненных необходимыми в путешествиях по Азии предметами: котлами, медными тарелками, кувшинами для воды, прибором для приготовления кофе, наргиле со своими принадлежностями и т. п. В мешках был сложен и весь запас еды: хлеб, масло, сыр, соль, лук, отжатое кислое молоко. Каждый вез с собой свою кухню, каждый был и поваром и едоком. Без этих запасов путник обречен на голодовку, потому что в летнее время караван обыкновенно останавливается на отдых вдали от жилья, чтоб пасти животных на воле. Крестьяне не разрешали пасти животных близ населенных мест. Поверх мешков с посудой и продовольствием привязана постель путника — на ней восседает он, а лошади и не видать под тяжелой поклажей. Более состоятельные едут на оседланных конях, а багаж везут слуги. Они везут с собою даже палатки. С нашим караваном ехали и женщины. Обернутые в чадры, они походили на комок платья. Жены богачей сидели в закрытых носилках, их несли два мула.

Состоятельный магометанин даже в пути не отказывает себе ни в чем: чуть не каждую минуту он курит наргиле и выпивает финджан горького кофе — финджан не больше наперстка. Но то и другое связано с большими хлопотами; необходимо иметь наготове огонь, воду, посуду. Все это находится у слуги: с одного боку его мула, на длинной железной цепи, подвешен мангал[101]

с тлеющими угольями, подобно неугасимому огню Ормузда, с другого — толстые меха со свежей водой. Для магометан вода — самая необходимая принадлежность в пути, которая всегда должна быть при нем. Быть может, по этой причине удивительно усовершенствовано на востоке производство мехов для воды. Вода в них сохраняется холодной и никогда, даже в самый знойный день, не портится. Кожа в руках мастера превратилась в своеобразную глиняную посуду, легко пропускающую воздух к воде. На том же муле слуга везет влажный табак в специальной посудине и различные приспособления для приготовления кофе. Достаточно господину крикнуть: «Кофе! Наргиле!» — слуга тотчас принимается готовить и подносит хозяину сперва кофе, затем наргиле.

Прелюбопытное зрелище: слуга держит в руках наргиле, а конец длинной, извивающейся наподобие змеи кожаной трубки находится во рту у господина; мулы идут, а он безмятежно сидит, будто у себя дома, и с наслаждением тянет дым кальяна[102]

.

С караваном ехала и группа цыган с обезьянами, юными плясунами и плясуньями. Заботливые хозяева посадили их на осликов, а сами шли пешком. В течение всего пути они пели, смеялись, отпускали остроты, служили центром всеобщего внимания.