Искры

— Ты и я, — заговорил вновь Мурад, — все наши способности, все наши умственные и духовные силы растратили на бесчестные дела… Но кем были «мы»? Мы действовали ради мелких личных выгод, исходили из грязных побуждений… Мы забыли, что существуют более возвышенные цели в жизни — общественное благо. Мы заботились исключительно о своем благе, да и то незаконными путями. Мы забыли, что имеются обязанности к нации, к родине, к человечеству. Мы превратились в ржавчину, которая все разъедает и уничтожает. И за наши дела нас прозвали позорным именем «хачагох», грабителями святыни. Да, мы похищали у людей самое дорогое и святое для них: их жизнь, честь и достояние. Нашей алчности не было предела, в нас умерла совесть. Нам удавались всякие злодеяния — и это еще более разжигало наши безнравственные устремления. Но настал час, и мы должны совлечь с себя ветхие одежды, стать новыми людьми, с новой энергией устремиться к светлому и благородному, все наши помыслы и силы, которые были направлены только на злодеяния, отдадим на благо общества…

Старик обхватил руками голову Мурада и поцеловал его в лоб. Так говорил слуга, погонщик мулов, которого я считал человеком неразвитым и необразованным! Что за притча?

Он встал и вышел из палатки. Аслан дал мне знать, чтоб я также удалился.

О чем говорили они наедине — не знаю. Беседа их затянулась. Мы с Мурадом сидели далеко, подле лошадей и ничего не могли расслышать. Затем они опустили полу шатра. Казалось, легли спать, но огонь горел до рассвета.

Прохлада ночи заставила забыть перенесенные муки знойного дня. С моря дул нежный ветерок, неся с собой благоухания душистых полей Артоса. Небо заволокло тучами, звезды погасли. Время от времени падали крупные капли дождя; со стороны крепости слышались глухие раскаты грома, сверкала молния. Чудилось мне, будто армянский и вавилонский великаны вступили в бой, и рушатся горы под ударами их палиц.

Мурад с товарищем возились подле коней, покрывали их паласами, чтоб в случае проливного дождя не промочило их. Лежа на траве, я глядел в непроглядную тьму. Кругом все было окутано мраком, как и будущее этой страны…

Мне неотступно мерещился образ седовласого «прорицателя», звенели в голове загадочные слова таинственного старца. Я не мог разгадать смысла этих слов. Но два имени — Мурад и кум Петрос — разъяснили мне многое. Оба — известные «хачагохи», темных дел мастера, прославившиеся в Салмасте! Много удивительных рассказов пришлось мне слышать о них…

Сомнения мои стали постепенно рассеиваться. Меня давно уже мучила мысль, где я мог прежде видеть Мурада, лицо которого казалось мне знакомым. И наконец вспомнил…

Читатель, помнишь ли ты ту злополучную ночь, когда я бежал из школы тер Тодика и бродил в отчаянии по Старому городу, не зная, куда держать путь. Я повстречался тогда с Каро, и он повел меня к развалинам, в арабский минарет. Там впервые увидел я его друзей, Аслана и Саго. В их кружке был тогда и Мурад со своим нынешним приятелем Джалладом. На рассвете Мурад и Джаллад исчезли неизвестно куда. Что с ними стало, я так и не узнал. Прошли месяцы — и я вновь столкнулся с ними, но в совершенно иной обстановке: товарищи Аслана и Каро служили теперь погонщиками мулов в караване арзрумца Артина… Какое странное превращение! В чем смысл этих превращений? Чтo связывало Артина, Аслана с другими? Кому принадлежали мулы? Эти вопросы неотступно занимали мое воображение и вызывали разнообразные догадки и предположения…

Мурад и кум Петрос! Их имена приводили меня в трепет. Да, оба были известными «хачагохами»! Неужели нравственно испорченный «хачагох» способен на доброе дело? Неужели можно надеяться на искренность людей, которые в течение всей своей жизни притворялись, обманывали, нарушали все требования справедливости? Я удивился Аслану, его наивности — как он мог общаться с подобными им гнусными людьми.

Но когда вспомнил я трогательную сцену в палатке и полные глубокого чувства слова Мурада, — спадала мрачная завеса, и моим глазам открывался новый лучезарный горизонт. Я понимал, что даже мерзостный «хачагох» может исправиться, очиститься от старой скверны и отдаться на служение добру. Слова, полные глубокого смысла! Неужели «хачагохом» может быть только житель Салмаста или Савра? «Хачагохом» может быть и священник, и ремесленник, и купец, и учитель, и чиновник, — словом, все, кому присущи отличительные черты «хачагоха», «кто испорчен» в корне, одарён способностями, но применяет эти способности ко всему дурному и безнравственному. «Настал час — и мы должны совлечь с себя ветхие одежды, стать новыми людьми, с новой энергией устремиться к светлому и благородному, все наши помыслы и силы, которые были направлены только на злодеяния, отдать на благо общества!» Так закончил Мурад свою небольшую речь, обращенную к старцу.